Край Лета

Предисловие автора

Никакого опыта в съемке кино у меня во время придумывания этого сценария не было. Я просто писал о том, что, по моему разумению, должно было быть показано на экране. Как это может быть сделано технически, во сколько обойдется съемка того или другого эпизода, сколько будет длиться фильм – не думал и думать не хотел.

Естественно, на этапе реализации изменилось многое. Часто к лучшему: сократились диалоги, придумались новые реплики. (По поводу новых реплик: работа с актерами приносит многое. Я заранее был настроен на совместный поиск лучшего текста, и поскольку в большинстве ролей снимались знакомые по театру актеры, можно было рассчитывать на пробы, глупости, честное недовольство диалогом и толковые предложения. В случае с Горбуновым мы вообще сразу уговорились, что он иногда будет иметь право нести любую чушь, а потом просто будем выбирать дубли – меня это абсолютно устраивало, потому что в режиме гона он часто гораздо интереснее, чем в обычном говорении наизусть чужих слов.)

Но часто и к худшему. Эпизоды «дискотека», «волейбол» и «закат» просто невозможно было снять так, как я представлял, по нашим финансовым возможностям. Во многих других эпизодах пришлось пойти на сильные упрощения. Часть просто не была снята, фильм по длительности и так выходил за рамки полутора часов, естественных для такого рода бессюжетного повествования. Часть была снята, но по разным причинам ушла в корзину. Практически исчез персонаж Князь. Сократились линии многих других персонажей.

В этом тексте все оставлено так, как было написано изначально. Был соблазн вписать удачные общие находки с площадки, но воздержался. Не оттого, что не сам придумал, в такой работе точно сказать, кто что придумал, обычно вообще невозможно, и каждый вправе говорить: я. А даже не знаю отчего. Пусть так.

И последнее замечание. Оно же главное. Как мне кажется, все дело в деталях. В мелочах. Истории нет. Время стоит. Люди, темы, ситуации возникают и исчезают как узор, а не мчатся в неизбежном движении к финалу. Узор этот не более логичен, чем узор пены, оставленной прибоем между камнями. Но и не менее. Если вы спешите – не читайте, не тратьте время. Там ничего не происходит.

Виктор Шамиров



КРАЙ ЛЕТА



ВХОД

Ослепляющее солнце под белым небом. Пи-бик плеера. Скрипки жизнерадостно запиликали что-то барочное. Пи-бик. Одинокий баритон выговаривает речитатив по-немецки. Пи-бик. Бах. Первый трек с его старого альбома «Месса си-минор», хоры стройные поют: «А-а-а, а-а-а, а-а-а». По узкой полоске, разделяющей скалы и море, размеренно движется, перескакивая с камня на камень, человек. Белая рубашка, серые шорты, на голове арабский платок от солнца, загорелые тощие ноги обуты в сандалии, через плечо – тряпочная торба. День к середине, море сверкает. Человек то ближе, то дальше, он не оборачивается и не смотрит по сторонам, идет себе. Отскочившие камешки полны прикосновением ноги его. Есть и второй: то отставая, то приближаясь к ведущему, идет совсем юный парнишка, к шортам прицеплен плеер, на голове большие наушники. Музыка – у него между ушами, здесь же - тихий шум моря, трепетание рубашки на ветру, стук камней под сандалиями.

***

Между камнями лежат голые коричневые люди. Женщина на мужчине. Елозит, елозит, без суеты, вдумчиво. Мужик взглянул на подходящих, вытащил руку из-под головы, помахал.

Мужик. Мистер, ты откуда?
Мистер. Да, в Дюрсо ходили. Это Ваня, Алины брат.
Мужик. Которой Алины?

Женщина, не прекращая двигаться, взглянула, улыбнулась, опустила голову.

Мистер. Ну, Алина, Алина, Алины не знаешь? Которая с нами год назад жила.
Мужик. А она чего, здесь, что ли?
Мистер. Три дня уже.
Мужик. Где встала?
Мистер. С нами.
Мужик. Сколько у вас там народу, я уже не понимаю. Ай-яй совсем ебанулся, всех пускает.
Мистер. Ну да. Один сегодня уедет перец, полегче станет. Хотя против Алинки я не против, она нормальная баба. Готовить не против, ко всему.
Мужик. Трахал?
Женщина (не поднимая головы). Ты думай, что говоришь-то при брате.
Мистер. Да ничего страшного, Ваня у нас нормальный пацан, Алинка молодец в этом смысле. На физфак поступил вот после школы, первый раз сюда приехал, мы его образовываем. Пусть смотрит. Винограду возьмите, мелкий, но сладкий.

Мистер вытащил из мокрого пакета пару кисточек, вложил в протянутую клешню. Пошли дальше. Ваня не стал оглядываться, снова включил плеер.

***

ТИТРЫ. Стали чаще попадаться лежащие поодиночке и группами обнаженные тела. Сон рядом с раскрытой книгой. Карты. Раскрашивание друг друга гуашью. Массаж. Редкие черные шарики голов в светящейся воде. Маленькие тенты от солнца, растянутые на плавнике. Башни из камней. Мужик на корточках бреется, окуная станок в волну, помазок и крем лежат рядом на мокром большом камне, вода хлюпает его снизу по голой волосатой жопе. Красные пятна от камней на мясистых женских телах. КОНЕЦ ТИТРОВ.

***

Ваня. Вон Ай-яй валяется. Рано для него чего-то.
Мистер. Ай-яй! Хочешь винограду, мелкий, но сладкий? Какую сейчас принцессу видел, та вчерашняя рядом с ней просто в говне! Слушай! Такая хорошая! Такая грудь! Попочка! Надо вернуться! Ваня, не смотри осуждающе, я приехал искать любви, не скотства! Я поклоняться хочу! Э, ты молодой, не поймешь, у вас у всех одно на уме.

Тот, кого назвали Ай-яй, голый, лысый, страшный, встал, положил другу руку на плечо.

Ай-яй. Мистер, пойдем на стоянку. У меня к тебе серьезный разговор. Мне кажется, что я - пидор!



ЛОПАТА


Полное лоснящееся лицо в очках на фоне листвы.

Касаткин. Ну, давай, Роберт.
Роберт. Давай.
Касаткин. Жаль, что мало побыл ты, блин, не поговорили ни разу толком.
Роберт. Работа, Касаткин, работа. Весь год ждал этого августа, и на: приехал на четыре дня.
Касаткин. Ты начальник или кто, позвони, скажи: задержусь!
Роберт. Сейчас.
Касаткин. А зачем тогда вообще идти в начальники, я не пойму, если ты не можешь делать все, что хочешь?
Роберт. Чтобы меньше делать то, чего не хочешь. Давай, пока.
Касаткин. Ничего не забыл?
Роберт. Да нет, я уже все в машину к Валерке снес.

Благоустроенная стоянка. Это значит, что на крутом склоне между деревьями люди поставили длинный стол, лавки со спинками, натянули тент от солнца и дождя. Все из случайно найденных материалов, как после ядерной войны. Касаткин, Роберт, немка Аня читает нерусскую книгу.

Касаткин. Давай я тебя щелкну напоследок. Вместе с Аней вон щелкну, сядь к ней, обними рукой. Аня, ай уонт то шут ю виз зем!
Аня-немка. Окей!
Роберт. Перестань ты лезть к ней со своим английским.
Касаткин. А что мне делать, если я немецкого не знаю? Чииз! Погоди, еще раз!

Аня с Робертом, обнявшись, смотрят в объектив, ждут. Щелчок.

Роберт. Нафиг ты все фотаешь?
Касаткин. У меня на этот приезд большие планы. Буду делать большой сайт осенью. Чииз еще раз! Слушай, оставь телефон, может, в городе хоть пересечемся.
Роберт. Есть на чем?
Касаткин (роется в карманах, осматривается). Сука!
Роберт. У меня все в рюкзаке в машине.
Касаткин. Я от консервов бумажку оторву, здесь не жирно. Ты будешь сайр. Почти сэр. Ручка есть? Блин, у меня тоже. Аня, хэв ю э пен? Ничего не понимает!
Роберт. Вон, посмотри, в пеньке что торчит?
Касаткин. Ага. Блин, стержень не держится. Роберт, придержи его пальцем. Диктуй.
Роберт. Два-три-два…
Касаткин. У меня так не получается писать. Давай ты держи листик, а я рукой придержу сверху.
Роберт. Два-три-два…
Касаткин. Надо щепочку найти, и щепочку сюда загнать, как клин, тогда удержится стержень. Посмотри под столом.

Все заглядывают под стол, там утрамбован слой темных листьев, веточек, окурков и обгорелых спичек.

Роберт. Вот.
Касаткин. Толстая.

Ищут, Касаткин задевает стол, Аня недовольно его придерживает.

Роберт. Давай скотчем примотаем.
Касаткин. Давай. А где у Ай-яя скотч?
Роберт. Можно стержень просто вытащить и стержнем прямо писать.
Касаткин. У меня пальцы толстые, я же вообще видишь, здоровый, у меня тонкие вещи между пальцев обычно выпадают.
Роберт. Поджечь стержень зажигалкой, он расплавится сзади и к ручке прилипнет.
Касаткин. Если не будет сзади дырки, воздух не будет проходить.
Роберт. И что?
Касаткин. Воздух не будет занимать место чернил, которые выливаются, образуется зона разреженного давления, и чернила выливаться перестанут!

Аня молча поднимает с земли грязную спичку.

Касаткин. Отлично! Аня, гуд! Боб, диктуй!
Роберт. Два-три-два-девяносто четыре…

С тропинки слышно пение Ай-яя.

Ай-яй. Харе рама! Харе мыло! Харе бритву!
Касаткин. Ая-яй! Роберт уезжает, пришел прощаться!
Ай-яй. Как уезжает?! Роберт, это правда? Я не верю, Мистер, ты веришь?
Роберт. Пора, Ай-яй, я говорил тебе, работа.
Ай-яй. Кто говорил, когда говорил? Не помню! Работа? Не знаю никакой работы!
Мистер (поет). Работа у нас такая, работа у нас золотая…
Ай-яй. Так, отъезд отменяется, палатка ставится, вещи разбрасываются, как были, за беспокойство на тебя налагается штраф – два литра водки, или пиво в эквиваленте!
Роберт. Ай-яй!
Ай-яй. Без разговоров! Хальт! Аня, как тебе произношение?

По тропе поднимается человек-джип Валерчик.

Валерчик. Роберт, пора. Я хочу еще рынок застать на обратном пути. Ай-яй, что взять?
Ай-яй. Почему я должен обо всем думать? Где женщины, где Алина, Аня, где ты, почему ты молчишь? Не говоришь по-русски, скажи по-немецки, мы поймем, не дураки! Ваня, где Алина – сестра твоя?
Ваня. Я не знаю, она сегодня не ночевала.
Ай-яй. Не ночевала?! Как ты позволил, ты ей брат или кто?! Валерчик, нам ничего не надо, у нас всё есть, да здравствует коммунистическая партия! Мистер?
Мистер. Ничего не нужно.
Ай-яй. Езжай, Валерий, вези предателя на поезд. Ну, овощей разве купи. Все для салата, сам знаешь. Помидоры, огурцы, перец, зелень. Масло подсолнечное не помешает. Хлеб.
Мистер. Вино. Сходи к той тетке за грузовиками, помнишь? Полусладкое красное! Бери много, деньги отдам.
Ай-яй. Консервов возьми на всякий случай. О, сахар кончается! Сахару два кило. Чай, кстати.
Аня-немка. Сир.
Ай-яй. Сыр! Аня вон любит. Желтый, белый.
Ваня. Бумагу туалетную, со стола вытирать уже нечем. Батарейки мне для фонарика, большие круглые две штуки.
Мистер. Валерчик, мне презервативы возьми штук шесть, нет, двенадцать, я сегодня принцессу встретил!
Ай-яй. Двенадцать тебе на полгода хватит.
Валерчик. Какие?
Мистер. Любые хорошие, не дешевле двадцати рублей. С точками с ребрышками ничего. С запахом фруктов не надо.
Ай-яй. Не любишь фрукты?
Мистер. Люблю мясо!
Ай-яй. Валерчик – презервативы с запахом сырого мяса!
Касаткин. С запахом подгнившего мяса!
Ай-яй. Я думаю, его член приблизительно так и пахнет.
Валерчик. Роберт, поехали, они так до вечера мозги полоскать будут!

Валерчик идет вниз, Роберт обнимается со всеми, говорит: «До следующего лета!» и быстро уходит, с тропинки уже, невидимый сквозь листву, кричит: «Ай-яй, я там фонарик на столе оставил рабочий, возьми в хозяйство, батарейки только поменять!»

Касаткин. Пойду провожу. (Уходит.)
Ай-яй. По-моему, назревает второй завтрак. Или это ланч?
Мистер. Полдник.
Ай-яй. Ваня, ставь чай, Мистер, пошукай консервы, Аня, салат, битте, порежь, лапочка, салат, - все поняла, умница.

Ай-яй смахивает со стола ближайший к нему мусор, разваливается удобно на лавке, достает из набрюшника портсигар, закуривает. Бумажка с недописанным телефоном лежит под столом на палых листьях. Во время дальнейшего трепа Ваня разводит костер (бумажка, щепочки, сушняк, дрова, спичка) и ставит чайник на проволочную решетку от холодильника над огнем.

Ай-яй. Ваня, поставишь чай, порядок на столе наведи, дружок, не свиньи мы все же. Так вот, Мистер, продолжу свой рассказ. Она надо мною нависла. Из влагалища у нее несет рыбными консервами в масле, знаешь, если дать им постоять денек на солнце. От подмышек потягивает скисшим вареньем.
Мистер. Денек на солнце?
Ай-яй. Два денька. Хочу бежать, но члены отказываются повиноваться. Она засовывает грудь мне в рот, и я задыхаюсь. Проснулся в судорогах, смотрю на солнце – рань несусветная, всего двенадцать, пошел окунулся, но тревога осталась. Мистер, они больше не волнуют меня. Я с нового года в ужасе, чего только не пробовал. Я и сюда ехал с надеждой, думал, множество полу и обнаженных девичьих тел вернут мне смысл жизни. Ничего! Ничего не чувствую! Трахнуть могу, пожалуйста, но без радости, понимаешь? Без дрожи! Я их не различаю, вижу только: грудь большая, хорошо! Попа, там, ноги, всё остальное. Лица не вижу! И начинаю думать: а, может, и правда, с возрастом надо перейти на мужчин, ну, на мальчиков? Чтобы вернуть свежесть ощущений, чтобы всё заново? Что ты думаешь, Мистер, об этом обо всем?
Мистер. Тебе в томате или в масле?
Ай-яй. В томате.

Мистер ставит на стол жестяные банки, берет засаленную открывашку, вонзает ее в кильку, та брызгает в ответ темной кровью.

Мистер. Вообрази себе зайку, которая тебе действительно нравится, хорошо вообрази. Ты ей нравишься. Она смотрит тебе в глаза. Ты протягиваешь руку, и она в ответ протягивает свою. Вы молчите. Ты берешь ее за плечи, а она ничего не делает, только смотрит на тебя. Ты легонько гладишь ее по щеке, а она прижимает твою руку плечом и целует ее. Встал?
Ай-яй. Нет.
Мистер. Опасный симптом. (Режет банку.) Вообрази все то же с парнем, с хорошим симпатичным парнишкой. Вон, с Ванькой. Ты протягиваешь ему руку и так далее.
Ай-яй. Ваня, взгляни-ка на меня на секунду.
Ваня. Идите к черту!
Мистер. Ваня, человек, может, болен, надо же проверить.
Ай-яй. А, может, это твоя судьба. Что ты о себе знаешь, ты так молод.
Ваня. Я уйду сейчас!
Ай-яй. Нет, уходить не надо, порежь хлеб. И что ты говоришь: я обнимаю его за плечи и глажу по щеке?
Страшный крик. Ай-я-я-яй!
Ай-яй. Я-а-а-а! Кто там?!
Мистер. Агапов, по-моему.
Агапов. Смотри, кого я веду!
Мистер. Точно, Агапов.
Ай-яй. Кого ты ведешь?!

К столу поднимается здоровый загорелый человек с двумя рюкзаками в руках, улыбается, показывая золотой зуб, за ним неловко тянутся две девушки.

Агапов. Знакомьтесь – Женя и Диана. Ай-яй, Мистер, Ваня, Аня-немка. Здесь есть еще люди, но что-то их не видно. Падайте. А я иду чего-то мимо лавочек внизу – сидят, иду обратно – опять сидят, думаю: надо спросить. А их ребята какие-то пригласили приехать, сами не встретили и где их по горам искать совершенно непонятно, никто их не знает. Как зовут?
Женя. Эмбрионы они называются. Гена Фролов, не знаете такого? Гришка-физик там с ним, еще кто-то…
Агапов. Что делать не знают, гор не знают, палатку ставить не умеют, билеты обратные на двадцатое. Я бы к себе позвал, но я уезжаю, во-первых, послезавтра, во-вторых, высоко для них, и компания у нас для таких девочек неподходящая. Короче: нужны – берите, не нужны - прогоним.

Ай-яй помолчал, рассмотрел внимательно девушек, повернулся к Мистеру.

Ай-яй. Иногда симптом, вроде, пропадает. Не поймешь. Ну что, девочки, чайку? Вань, достань еще три кружки, будь так добр. Разговор у нас с вами, девоньки, долгий будет. И непростой.

Агапов вскочил, схватил пару печеньев.

Агапов. Нет, спасибо. Пацаны пошли мидий ловить на ужин, нехорошо отделяться, побегу!

Быстро проглотил печенья, схватил еще три и умотал.

Ай-яй. Так. Кто из вас старшая?
Женя. Я.
Ай-яй. Как зовут?
Женя. Женя.
Ай-яй. Так. А кто младшая?
Женя. Она. Диана.
Ай-яй. Готовить умеете?
Женя. Умеем.
Ай-яй. Посуду мыть?
Женя. Не любим, конечно, но можем, если надо.
Ай-яй. Надо, девочки, очень надо. Палатка есть?
Женя. Вон, на рюкзаке.
Ай-яй. Так. Ваня, берешь палатку, идешь наверх до вон того дерева упавшего. Слева от него есть место, но его надо привести в порядок, подровнять, расширить. Поставишь палатку, - и тогда уже заслуженный полдник. Вперед, боец, солнце еще высоко!

Ваня молча взял палатку, побрел наверх, Диана впервые пошевелилась.

Диана. Я пойду помогу, неудобно.
Женя. Диана, чего ты лезешь?
Диана. Женя, человек нам помогает, а ты даже пальцем пошевельнуть не хочешь?
Женя. Я могу пошевельнуть, когда я ленилась вообще, но мало ли как тут принято.
Ай-яй. Нормально принято, хочет – пусть поможет. Женя, а ты не сиди там на краю, иди ко мне поближе. Еще ближе. Еще. Боишься меня?
Женя. Нет.
Ай-яй. Зря. Ты представить себе не можешь, что тебя ожидает. Секс-тест проходила когда-нибудь? Вот Аня прошла, от шока стала немкой. Чай? Или кофе? Или чай?
Женя. Чай.
Ай-яй. Ну, давай, рассказывай о делах ваших скорбных. Вы подруги?
Женя. Сестры двоюродные, но мы вообще-то мало видимся. Мне Дианина мама ее поручила, чтобы на шаг не отходить, очень боится за нее. Так что я вроде не отдыхать, а с заданием.

***

Диана неловко, поскальзываясь на крутой тропинке, идет наверх, цепляется руками за деревья, становится на край небольшой горизонтальной площадки, засыпанной листвой.

Диана. Я пришла тебе помогать. Что надо делать?
Ваня. А как ты будешь помогать? Надо убрать камни и подрыть вот с этой стороны, иначе будете скатываться в палатке все время.
Диана. Буду убирать камни.

Диана откидывает камни в сторону, Ваня маленьким топориком рыхлит землю, когда натыкается на камни в земле, обкапывает их со всех сторон и вытягивает, раскачивая. Они вспотели, и земляная пыль липнет к ним, грязнит их тощие незагорелые тела. Отсюда тент над стоянкой кажется совсем небольшим, тонет в листве, разговор за столом неразборчив, зато удивительно хорошо слышны шум моря и крики купающихся.

Диана. Как слышно хорошо, кажется, что совсем рядом.
Ваня. Здесь акустика. С той горы когда кричат, тоже хорошо слышно, горы стоят чашей, понимаешь?

Работают.

Ваня. Ты складывай камни большие с этой стороны стеночкой, потом землю нагребем.
Диана. Помоги мне этот перетащить, я не могу.

Упустили здоровый камень, он покатился вниз по склону, набирая скорость, прямо на стоянку, но ударился о дерево, отскочил и завяз в кустарнике.

Ваня. Повезло.
Диана. Это я виновата
Ваня. Да нет, я должен был удержать. Не получится у нас так, не сделаем ровно, лопата нужна. (Кричит.) Ай-яй, лопата нужна!
Голос Ай-яя. Так приди и возьми!
Ваня. Нет ее там, я бы сразу взял!
Голос Ай-яя. А где ж она?
Ваня. Отдали кому-то!

***

Мистер поставил чашку, наклонил голову.

Мистер. Я Вадику-пермяку отдал, обещал сразу вернуть, три дня прошло, не идет, сука!
Ай-яй. Встань и иди.
Мистер. А что ж, я должен был не давать, что ли?!
Ай-яй. Ты должен был дать, а теперь ты должен идти.

***

Качок Вадик, стоя на коленях над лежащим на земле неизвестным телом, делает машинкой татуировку. Качок Миха, сидя на бревне, без выражения наблюдает за процессом. Борюся наигрывает на гитаре и солнечно улыбается. На шатком низком столике две водочных бутылки – пустая и почти пустая, маленький транзистор хрипит турецкой музыкой. Вадик даже не поворачивает головы, занят. Мистер постоял, посмотрел.

Мистер. Это кто?
Вадик. А хер его знает. Зашел. Хотел ангела, чудак. Уснул, так я тут ему череп с крыльями решил засадить. По-мужски.
Мистер. Вадик, где лопата?
Вадик. На фиг тебе лопата?
Мистер. Это наша лопата, ты чего?!
Вадик. А кто спорит? Миха, я разве спорил? Я только спросил – нафиг?
Мистер. Девчонки приехали, надо палатку поставить.
Вадик. Что за девчонки?
Мистер. Новые совсем, случайно попали.
Вадик. Хорошие?
Мистер. Ничего.
Вадик. Дадут?
Мистер. А куда денутся.
Вадик. Как зовут?
Мистер. Женя и Диана.
Вадик. Женя мне, Михе Диана.

Борюся поднял от гитары ласковые пьяные глаза.

Борюся. А мне?
Вадик. Ты певец, тебе баба не нужна, а мы простые рабочие парни, нам ебаться надо.
Мистер. Вадик, где лопата?
Вадик. Миха, где лопата?
Миха (задумывается). Лопата.
Вадик. Здесь вообще-то лежала, я лавочку укрепил и бросил здесь где-то.

Борюся обрадовал всех.

Борюся. А я ее Черному отдал вчера!
Вадик. А, ну вот, Мистер, она у Черного, а ты нам мозги компостируешь. Иди к Черному.

Мистер перешагивает через тело, идет немного вниз, потом через дерево с двумя стволами, потом вперед, направо, и оказывается у палатки с синим тентом, на длинных растяжках ее висят майки.

***

Мистер. Черный, ты здесь, Черный?

Из палатки слышен неясный звук, майки покачиваются. Звук повторяется и переходит в пыхтение, к нему присоединяется постанывание, майки начинают качаться в ритме.

Мистер. Черный, только скажи где лопата, и все, я уйду!

Звук громче, ритм крепче.

Мистер. Черный, пожалуйста, тебе Борюся давал лопату вчера, так это наша лопата, я ее Вадику три дня назад дал, нам нужно, слышишь?

Вдруг, довольно резко, в палатке начинает кричать женщина, Мистер вздрагивает. Кричит она отчаянно, скрипуче, как большая птица. Мистер спускается по тропе, кричит в сторону.

Мистер. Змеи, змеи, вы у себя?
Женские голоса откуда-то. И чего?
Мистер. Лопата есть у вас?

***

Преферансисты в молчанье сидят по-турецки на большом покрывале, в середине - пуля, много уже расписано, но много и осталось, ставки, похоже, приличны. Слышат женские крики сверху, с трудом разгибают затекшие спины, поворачивают лица с покрасневшими глазами.

Один. Кто это?
Второй. Лорик. Черный ее дрючит.
Третий. Только Лорочка так кричит.
Второй. Он, когда ночью погульбанит, днем обязательно Лорику вставляет, чувствует вину, урод.
Третий. Жалко ее!

До сих пор молчавший высокий очкастый интеллигент опускает глаза в карты.

Князь. Всех жалко. Играй давай.

***

В полумраке палатки потная лысина Черного отсвечивает синевой, выражение лица мрачно, он сопит, сильно расширяя ноздри. Лора кричит, зажмурив глаза, и царапая ему спину, ритм у нее сумасшедший, зубы она с утра еще не чистила, Черный морщится, но держится. Ему стоит похудеть. Подвешенный на потолке маленький фонарик задевает его спину. Пятки Лорика, которые постоянно сползают с его задницы, грязны. Крик ее поднимается выше, еще, в зону ультразвука, и она, наконец, кончает. Черный притормаживает на секунду, задумывается, потом, скривившись, решает кончить, загребает ноги Лорика руками, настраивается, ложится на нее всем весом, совершает несколько ударных движений и кончает, не меняя выражения лица. Сразу отпускает ее, освобождается и начинает отвязывать фонарик.

Лорик. Чего ты Мистеру лопату не отдал?
Черный. Это разве его лопата?
Лорик. Он же сказал тебе, что пермякам ее давал, а Борюсик уже тебе.
Черный. И чего он, ушел? Мистер, ты здесь? Сука, неудобно получилось, айяйская лопата, надо вернуть. Схожу, пойду.

Черный голым вылезает из палатки, влезает в сандалии, находит шорты, одевает их, берет из куста лопату и начинает топать по тропинке, вытирая член внутренним карманом.

***

Диана поломала ноготь, смотрит на руки, они в безобразном состоянии.

Диана. Я ноготь поломала.
Ваня. Покажи.

Ваня осторожно берет ее руку.

Ваня. Ты и поцарапалась. Знаешь, не надо тебе больше камни таскать. Ты была на море? Сходи на море, возьми Женю, и идите, с палаткой мы разберемся.

Диана спускается по тропе к столу, сталкивается с поднимающимся Черным.

Черный. Ты кто?
Диана. Диана.
Черный. А ты кто?
Женя. Женя.

Черный мрачно придавливает рукой проснувшийся член.

Черный. Как часы, Ай-яй, как часы. Пятый раз за сутки, это в моем-то возрасте. На, лопату свою, пермякам не давай больше.
Ай-яй. Так лопата, значит, у тебя была? А ты молчал.
Черный. Ай-яй…
Ай-яй. Ты виноват, Черный! Что будем делать? Я устал убивать людей, я хочу изменить свою жизнь. Нам надо найти другой выход.
Черный. Ай-яй!
Ай-яй. Не плачь, веди себя как мужчина. Женя, что мне с ним сделать?
Женя. Ну, что-нибудь хорошее.
Ай-яй. А, похотливая самка, он тебе понравился?!
Диана. Жень, пойдем на море, а?
Ай-яй. Так вы еще не были на море?! Вперед, немедленно! Кремчики-полотенчики в сумочки и бегом, пока отлив не начался, потом вы это море хрен найдете! Черный, а ты приговариваешься к часу принудработ на благо айяйства! Бери лопату взад и помоги Ване поставить девкам палатку. Вперед, боец, Ай-яй видит тебя!
Диана. Женя, собирайся быстрее, что ты копаешься?
Черный. Идите на дикий пляж, там можно без купальников.
Женя. Нет уж, спасибо, мы уж лучше в купальниках!
Диана. Женя, пойдем!
Черный. Ай-яй, вечером волейбольчик. Приходи.
Ай-яй. Ты что, каждый день играешь?
Черный. А как же. Спорт, спорт! Я приехал оздоровляться, бухать я и в городе могу.
Женя. Я косметичку не могу найти!
Диана. В карман рюкзака ты ее клала!
Женя. А как мы выйдем отсюда?
Черный. Сейчас туда, в дырку в заборе, потом вниз, наискось через спортплощадку и там дорожка, заблудиться невозможно.

***

Девочки идут, как сказано, встречают по пути пятилетнего мальчика, который в полном одиночестве уверенно топает через лес в известном ему направлении. Морщатся от вони, идущей от лагерного туалета, разглядывают коттеджи, выходят на пустынную спортплощадку. Три часа, пекло, все попрятались, только у баскетбольного щита стучит мячом какой-то железный спортсмен. Девочки проходят площадку, видят дорожку, идут, исчезают за деревьями. Спортсмен бросает мяч, чисто попадает в кольцо с ободранной сеткой, снова стучит, стучит, стучит.



БАРОН

Валерчик сидит в закусочной под навесом, перед ним пустая центральная площадь поселка. Два Икаруса ждут туристов с дегустации вин на местном заводе, в трех тряпочных ларечках погибают от жары продавщицы. На столе в пластмассовых лоточках лежат грустный салат огурцы-помидоры и жареная нога курицы. Два кусочка хлеба уже пропитались с краю куриным жиром. Веранда обнесена невысокой решетчатой оградкой, сквозь нее тоскливо смотрят на Валерчика собаки, из-под стульев на Валерчика тихо смотрят кошки. За соседним столом несколько неразговорчивых новобранцев, Валерчик встречается с одним из них глазами. Солдаты встают, выходят вслед за сержантом, неловко залезают в крытый армейский грузовик, тот медленно объезжает пожухлую клумбу в центре площади. Валерчик откусывает от курицы, делит ее между кошками и собаками, выходит на солнцепек, захватив четыре двухлитровые бутылки с вином, покупает хачапури у одуревшей продавщицы, откусывает: «Это не сыр, это творог!», идет к своему открытому джипу, останавливается в удивлении. В машине, задницей на спинке, ногами на сиденье сидит человек в одних шортах и бандане, листает порножурнал, на заднем сиденье высится невероятных размеров рюкзак и гитара в чехле, человек, не спеша, поворачивает голову.

Барон. Валерочка, где ты ходишь, друг любезный? Двадцать минут уже сижу, нехорошо.
Валерчик. Привет, Барон!
Барон. Поехали, поехали, день проходит, а я никак до моря не доберусь! Или не повезешь? Или денег попросишь?
Валерчик. Сиди уже.

Валерчик открывает замок на самодельной жестяной крышке багажника, укладывает бутылки, влезает на водительское место.

Валерчик. Держись!

Водит он крайне рискованно, тем более по таким извилистым полуразрушенным дорогам вверх-вниз. Когда начинается спуск к озеру, и открывается фантастической красоты пейзаж, Барон вскакивает, и, держась руками за дугу, поет песню про Эсмеральду: «Не покидай меня безумная ме-ечта-а!» Две грязные козы шарахаются с обочины под горку, старушка бьет их кривой палочкой. Древние лодки валяются на берегу пузом вверх. Дорога начинает петлять вокруг озера, Барон падает на сиденье.

Барон. Ну, как там, вообще, в этом году?
Валерчик. Год как год. Родник пересох.
Барон. Народу много?
Валерчик. Прилично. Каждый день приезжают. В июле почти никого не было, а теперь прут.
Барон. Как всегда. Горы сильно забиты?
Валерчик. Да. На туалетной тропе еще можно влезть.
Барон. А у нас?
Валерчик. Ну, сам понимаешь, лучшие места уже заняты, ну, у забора можно встать.
Барон. У забора Барон не стоял никогда и стоять не будет! Как погода?
Валерчик. Нормально. Дождик был с неделю назад, быстро прошел.
Барон. Гоняют?
Валерчик. Да нет, вроде. Менты в лагере есть, но нормальные мужики. В волейбол, кстати, играют, у них команда.
Барон. Поиграем. Телочки?
Валерчик. Новая смена заехала.
Барон. Бар работает?
Валерчик. Да-а! Вовсю! Холодильники морозить не успевают, пиво не холодное.
Барон. Так что: все как обычно?
Валерчик. Да, Барон, все как обычно.
Барон. Боже, как я счастлив!

***

Асфальт кончился, от озера вверх тянется щебенка. Придорожная зелень стала серой от пыли, джип сбавляет ход, под днищем щелкают камешки. Три девушки в шортах и купальниках оборачиваются, прижимаются к деревьям, чтобы пропустить машину.

Барон. Валера, стой! Стой, ты что, не видишь?!

Машина резко тормозит, скрежеща камнями и поднимая пыль. Барон перепрыгивает на заднее сиденье, стоит на нем, глядя на девочек.

Барон. Вы так рассматриваете меня, даже неловко становится. Надо хотя бы познакомиться, нехорошо так сразу… Вот меня зовут Барон, например, а вас как?
Катя-очки. Таня, не говори ничего!

Барон спрыгивает на землю, подходит ближе.

Барон. Таня, рад знакомству! Остальные, надо полагать, Света и Вика?
Карина. Вовсе нет!
Барон. А как же?!
Карина. Катя и Карина!
Катя-очки. Карина, зачем ты все время языком мелешь!
Барон. Таня, Катя и Карина, вы ходили в поселок посмотреть, что там есть, попробовали шашлыков и купили бутылку сладкого красного, на обратном пути вы окунулись в озеро, но теперь вы уже устали, а идти вам по дороге еще полчаса, тропок же вы не знаете и ходить по ним боитесь.
Катя-очки. Вино, между прочим, белое!
Барон. Таня, Катя и Карина, мы – то, что вам нужно! Влезайте на заднее сиденье, и вы будете у ворот лагеря через три минуты!
Катя. Так, девочки, никого не слушайте, никакие Валерчики нам не нужны, дойдем пешком, не сахарные! Спасибо за предложение, но нам не надо. До свиданья.
Карина. Катя, но я правда устала, я себе пятку стерла, давай доедем!
Таня-длинная. Ну действительно, Кать, ну чего такого, не пойму, доедем и все!
Катя. А я не хочу потому что потом по всему лесу искать вас. Или то, что от вас останется!
Барон. Таня и Карина, поехали, а Катя вас рано или поздно догонит. Пошли, пошли, проедемся с ветерком!
Карина. Катя, знаешь, ты как хочешь, а мы поедем!

Барон усаживает девочек в машину.

Барон. Значит, Таня держит рюкзак, а Карина держит гитару, не перепутайте. Валерчик!
Катя. Подождите, подождите, я тогда уже с вами поеду! Подождите!

Катя догоняет чуть было тронувшуюся машину, запрыгивает довольно лихо и устраивается посередине.

***

Валерчик показывает класс, девчонки держатся руками за что придется, повизгивают, глаза их расширены, волосы развеваются. Барон разворачивается к ним лицом и неожиданно запевает: «В раба мужчину превращает красота!» – чуть не вылетает из машины на повороте и замолкает. В просвете между деревьями с высоты открывается море, солнце клонится к закату, горы с двух сторон обнимают лагерь и маленькое озерцо у самого края земли. Барон оседает, слабеет, плачет, глубоко вдыхает воздух, дуреет, тихо говорит: «Я приехал!» – и начинает кричать на одной ноте, и кричит так очень долго, пока не кончается дыхание, и машина не останавливается перед кривыми воротами. Девочки смотрят друг на друга бараньими глазами.

Барон. Валерчик, кто на воротах, Петрович, по-прежнему?
Валерчик. Петрович.
Барон. Петрович, открывай, свои!

Сутулый старичок в трениках и клетчатой рубашке выглядывает из крохотной сторожки, бредет к навесному замку, снимает его, тянет одну створку на се6я, а другую толкает. Путь свободен.



ГОБЛИНЫ

Женя и Диана, уставшие, чуть обгоревшие, стоят в очереди за мороженым. В стене столовой есть высокая дверь, которая ведет в кладовку метр на два, перед дверью стоит стол, - это магазин. Торгуют две девочки по лет по четырнадцати, не торопятся, плохо считают.

Женя. Какое ты будешь, Диана?
Диана. Вот это, «Космос».
Женя. А я, а я, наверное, «Чебурашку». Мама, как я устала! Зачем мы уснули там?!
Диана. У меня плечи болят, дотронуться не могу, что завтра будет, мне страшно себе представить. Мы взяли крем после обгорания?
Женя. Взяли после загара, а после обгорания такого не бывает крема.
Диана. Бывает, он как-то иначе называется. Мне надо помыться под нормальной водой, Женя, куда мне бежать, кого просить, я уже и деньги бы заплатила, что это такое!
Женя. Я палец сбила о камень под водой, посмотри, посмотри!

Перед ними покупает две двухлитровые бутылки пива радист, меланхоличный высокий человек лет сорока, продавщицы уважают его
.
Продавщица. Скажите, а дискотека сегодня будет?
Радист. Будет. И сухариков к пиву четыре пакетика.
Продавщица. А что ставить будете, то же, что в прошлый раз?
Радист. Что будет, то и поставлю.
Продавщица. Всего шестьдесят три сорок. Пакетик не нужен?
Парень. Женя! Ты откуда взялась?! Пацаны, гляньте, Женя! Ты когда приехала?

Парень, похожий на гоблина, приплясывает около очереди, за ним стоят еще двое.

Женя. Мы-то сегодня утром приехали, а почему ты нас не встретил, спрашивается, почему мы одни должны были на себе вещи тащить, почему мы должны людей неизвестных просить, чтобы у них остановиться?!
Гоблин. Нормально! Когда это мы договаривались, чтобы вас встречать?! Я тебе рассказал всё, как добраться, а здесь спросить эмбрионов, где стоят эмбрионы, и к нам приходи, ты чего, с дерева упала, асфальтом стукнутая, что ли?! И у каких это людей вы остановились, что за номера, глянь, бабы к нам приехали, а их кто-то загребает! Пошли за вещами, сейчас всё забираем и к нам!
Женя. Да нам уже палатку поставили!
Гоблин. Ничего, снимем палатку!
Диана. Женя, но я не хочу уже сегодня никуда перебираться, мне одного раза хватило.
Гоблин. Это сестра твоя?
Женя. Диана.
Гоблин. Диана, ты меня не знаешь, а Женя знает. И она знает, что со мной спорить не надо. Я решаю как бы все как надо, понимаешь? Поэтому хватит здесь размазывать, пошли, где там уроды, которые на вас губу раскатали?
Женя. А мороженое?
Продавщица. Девочки, брать будете что-нибудь?
Гоблин. На обратном пути купим это мороженое. (Продавщице.) Слышь, ты скажешь потом, чтобы без очереди, а то ни фига себе, девчонки всю очередь отстояли, а потом еще стоять!

***

Женский голос. Глава шестнадцатая, прыжок в люк. Впоследствии Гарри так и не мог понять, как ему удалось сдать экзамены, в то время как он ждал, что в любой момент в школу ворвется Волан-де-Морт…

Старшая из змей читает вслух, сидя на большом камне, две другие валяются на покрывале приобнявшись и слегка поглаживают друг друга, не отвлекаясь от слушания. Пьяненький Мистер качается в гамаке, ему грустно, на принцесс змеи непохожи.

Мистер. Змеи, слышите, змеи, а все-таки зря вы с мужчинами не спите!
Старшая. Тебе неинтересно про Поттера?
Мистер. Мне интересно, но зря вы с мужчинами не спите.
Младшая. Ты что, среди нас принцессу нашел?!
Мистер. Нет, принцесс среди вас нет, принцесса была сегодня на пляже, и моя жизнь теперь будет посвящена ее поискам, а потом ее обожествлению. Я просто говорю – зря не спите!
Младшая. С мужчинами?
Мистер. С мужчинами.
Средняя. А мы почему, мы спим. Только мужчин нет. Появятся – сразу начнем спать.
Мистер. Вы злые. Не хочу я с вами больше оставаться. Где ваша лопата?
Старшая. У нас нет лопаты, мы тебе сразу сказали.
Мистер. Меня Ай-яй ждет с лопатой, а лопаты нигде нет, что ж мне теперь, домой не ходить? Я ему завтра сто лопат куплю! Девочки, не сбегаете за водочкой, денег я дам?
Старшая. Нет, Мистер, беги сам.
Мистер. Как жизнь устроена скотски, неправильно…

Он вылезает из гамака, но зацепляется ногами за сетку и переворачивается вниз головой.

Мистер. На дискотеку придете?

***

Гуськом две девочки и за ними три гоблина проходят через дыру в заборе, поворачивают направо, вверх и выходят к стоянке.

Гоблин. Место еще выбрали себе, нет бы как все, ближе к морю, чтобы туса вокруг, нет, залезли куда-то!

За столом Ай-яй в одиночестве учится играть на бонгах. Весь в себе и в ритме. Тап-бы-дап, тап-пуда-пу-пу… Сбился, еще раз.

Женя. Вот, это Ай-яй.
Гоблин. Имена, блядь, придумают! Слышь, кекс, мы девочек забираем. Где их палатка?

Тап-ту-ду-дап, бдап-бдуда-пу-пу…

Гоблин. Я с тобой говорю, слышь!
Ай-яй. А ведь только пошло, только начал понимать… Ты бы знал, как это непросто, ловить ритм. Здравствуйте, кого не видел. И не ругайся, пожалуйста, матом, здесь не принято. Всех приглашаю присесть.
Гоблин. На фиг нам садиться, тут всех дел на пять минут. Женя, где ваша палатка?
Ай-яй. Хотите переселить Женю и Диану – нет проблем. Это не мое дело.
Гоблин. Правильно мыслишь, хуяй.

Из своей палатки вылезает немка Аня, смотрит.

Ай-яй. Это дело Жени и Дианы. И потому я спрашиваю вас, девочки, и хочу получить разумный ответ: вы хотите переезжать?
Женя. Ну, я не знаю…
Диана. Я бы не хотела!
Гоблин. Ты чего, эй?!
Диана. Я не хочу переезжать! Если Женя хочет, пусть сама!
Женя. Ну, я не хочу Диану оставлять, я тогда здесь…
Ай-яй. Ребята, девочки остаются.

Пум-та-та-бум…

Гоблин. Браток, ты с нами так не говори, мы ведь ебало быстро начистим, моргнуть не успеешь!
Ай-яй (громко). Пермь! Черный! Кацман! Тут пришли люди, хотят меня бить! (Оборачивается к гоблинам.) Если вы действительно хотите меня бить, начинайте немедленно, через минуту будет поздно.

Аня вдруг что-то нервное начинает говорить по-немецки, подходит ближе и становится в боевую стойку, гоблин шарахается. Откуда-то крик Касаткина.

Касаткин. Ай-яй, бегу! Я с пистолетом!
Ай-яй. Касаткин, я тебя не звал!
Касаткин. Сейчас, я с пистолетом!

Сверху возникает запыхавшийся Черный, сбоку Киса Кацман в длинной юбке и с голым торсом, похожий на Тарзана, снизу – Вадик, Миха и Борюся. Вадик с Михой чувствуют драку, идут как на праздник, все в татуировках, очень страшные. Ай-яй откладывает бонги в сторону.

Ай-яй. Я ведь говорил, ребята, не ругайтесь матом, это до добра не доводит.

Из ближней палатки вылезает сонная Алина в одних плавках, груди прекрасно загорели.

Алина. Ну чего такое? То барабан без конца, то беготня. Когда и поспать, как не под вечер?

Гоблины смотрят на грудь в полной растерянности.

Алина. Чего смотрите? Женщины голой не видали? Ай-яй, если я трусы сниму, их вообще в параличе скорчит. Кинь бумажки туалетной.

Проходит мимо и скрывается на туалетной тропе. Вадик подал жуткий голос.

Вадик. Ну чего, начнем уже, чего стоять зря?

Кацман чуток размял плечи.

Кацман. Только ты, Вадик, не убивай сразу, дай поучаствовать, я уж лет пять на ринг не выходил, а хочется!

Черный спустился на пару шагов, очень добрый.

Черный. Я б, на вашем месте, пацаны, ломанулся через кусты, лучше быть трусом, чем калекой.

Из-за деревьев слышен нечеловеческий вопль.

Барон. Ай-яй!

Все оборачиваются.

Кацман. Барон приехал. Ну все, конец тишине.

Барон с Валерчиком несут рюкзак, гитару, пакеты с продуктами, вино, видят сцену и останавливаются. Валерчик сразу кладет пакеты на землю, молча разминает шею и собирается.

Барон. А чего происходит, интересно? Чего все напряжены, вы где находитесь? Всем расслабиться и улыбнуться немедленно!
Ай-яй. Барон, ты удивишься, но ко мне хотели применить физическую силу.
Барон. Кто?! Ты, Вадик?! Да как ты мог?! Совсем охуел?! Все, мочимся до первых соплей!
Ай-яй. Барон, фу! В ай-яйстве не ругаются матом!
Барон. Прости, Ай-яй, гнев в голову пизданул. Ты, Кацман, поднял ногу на Ай-яя?! Неужели Черный? Только не говорите, что эти трое мальчишек на такое способны, они же не самоубийцы!

Сверху раздается выстрел из стартового пистолета, все вздрагивают, крик Касаткина.

Касаткин. Ай-яй, я иду!

Снизу появляется Мистер.

Мистер (пьяный). Ай-яй, насрать мне на твою лопату, понял!

Алина возвращается, проходит сквозь гоблинов и садится за стол, потягиваясь.

Алина. А Ваню, братика моего, никто не видел? (Обводит всех взглядом.) Мужчины, хватит здесь стоять в напряжении. Я приехала расслабиться, на тревожные мужские лица я в офисе у себя уже достаточно насмотрелась. Или деритесь или улыбайтесь. Или идите все отсюда. Ай-яй может остаться.
Вадик. Так чего, я не понял, делаем?

Самый крупный гоблин, до сих пор молчавший, выдвигается вперед.

Крупный. Пацаны, накладка, короче. Не хотели ссориться, зуб даю. Гришка пену погнал малость, он у нас любит впереди колеса бежать. Мы пойдем себе, без обид.

Гоблины поворачиваются и идут вниз мимо пермяков, которые явно разочарованы.

Крупный. Это, Ай-яй, а можно мы к вам в гости зайдем?
Ай-яй. Можно. Нужно. Мэйк лав, нот уо.
Крупный. Чего? А! Ну, супер!

Гоблины уходят.

Ай-яй. Ну что вам сказать? По случаю избавления от злых напаздей объявляется большое афтерпати. Состоится афтердискотеки. Здесь. Небывалый случай: Ай-яй угощает!

Народ начинает расходиться.

Ай-яй. Девочки, женщины, любимые сестры, Алина, Аня, Женя и Диана! Что с ужином?! Вы что, хотите, чтобы мы опять в темноте жрали?! Вперед, немедленно! Овощи есть?
Мистер. Откуда?
Ай-яй. Как, нет овощей?! Всех прокляну!!

Валерчик выложил на стол тяжеленные пакеты.

Валерчик. Есть, всё есть.
Ай-яй. Валерчик, спаситель ты наш! Мама ты наша родная! Кормилец! Барон, орало мое, ну что ты как чужой, иди сюда, обнимемся!



ДИСКОТЕКА

В крошечном домике радиста, забитом старой аппаратурой, шумно и тесно, за открытой дверью гремит дискотечная музыка с площадки. Над сидящим радистом склонился огромный пьяный парень.

Радист. Кого поздравляем?
Парень. Маня Лисицкая. Скажешь: поздравляют однокурсники Маню Лисицкую с геофака с днем рождения!
Радист. Маню Лисицкую, Маню Лисицкую… Биофак?
Парень. Геофак!

Музыка снаружи замолкает, радист берет микрофон.

Радист. Ну что ж, надеюсь, этот заводной ритм пришелся вам по душе! А сейчас я хочу сделать небольшое объявление. Хотя смена только начинается, у нас есть уже свои праздники. Сегодня празднует свой день рождения замечательная девушка Маня Лисицкая с геофака! …

Небольщая площадка забита народом, рядом с ней на столбах укреплены два больших динамика, укрытые полиэтиленом от дождей.

Голос радиста. … И сегодня, в день твоего рождения, Маня, тебя поздравляют твои однокурсники и дарят тебе следующую композицию!

Первые звуки танцевального хита этого лета, народ визжит от восторга. Рядом с площадкой вкопаны в землю лавочки для зрителей, они забиты до отказа. Услыхав любимые звуки, даже те, кто отдыхал, устремляются на площадку, возникают течения и круговороты. Танцуют все как бы кругами, компаниями, некоторые по двое-трое. Сбоку танцуют дети. Четыре обычных уличных фонаря освещают скопище, зелень в отсвете белых ламп смотрится жутковато, кажется вырезанной из сплошной черноты южной ночи. Три милиционера в форме и директор лагеря недобро разглядывают всех проходящих мимо. Стадо дергается слитной массой, головы подпрыгивают единообразно, ноги одновременно и сильно бьют в землю, подымая пыль до колен. Мистер с Ай-яем с двух сторон привалились к дереву за лавочками, смотрят. Касаткин сидит один, сопит, потирает руками свой огромных размеров фонарь. Барон отчаянно прыгает в кругу молодежи между Таней-длинной и Кариной. Катя-очки сидит, нагруженная кофточками и сумочками, сжала губы, по сторонам не смотрит. Вадик с Михой танцуют против Жени и Дианы в свойственной им сильной манере. Борюся бродит по дорожке за лавочками с большой бутылкой крепкого вина, всем улыбается и протягивает, дескать: хочешь? Черный с Лориком танцуют изысканно, медленно и нарочно не в ритм. А Кацман занял место у самой колонки и так эротично извивается в своей юбке, что рядом с ним опасаются стоять. В десяти метрах от танцплощадки стоит навес, под ним телевизор и теннисные столы, все заняты. Что там говорят дикторы Вестей в телевизоре из-за шума не разобрать, но кто-то его упорно смотрит. Человек – настольный теннис отрабатывает с партнером накат слева с машинным однообразием, музыка не отвлечет его, и ничто не отвлечет. Алина надела на дискотеку майку, иначе выведут, но майка эта мало что скрывает. Вокруг нее топчутся гоблины, но ее это не беспокоит, танцует она вызывающе. Безумная девушка – танцевальный робот повторяет в одиночестве связку из трех движений, с полной отдачей и без малейших вариаций. Аня-немка сидит рядом с Ваней, трудно понять, что думает, говорит что-то Ване в ухо, чтобы услышал, тот улыбается и согласно ей кивает, теперь они оба улыбаются. Мистер хватает Ай-яя за шею, наклоняется к нему.

Мистер. Вон она!
Ай-яй. Принцесса?
Мистер. Ну! Где она была?! Почему я ее не видел?!
Ай-яй. Которая?
Мистер. Белая майка, белые джинсы!
Ай-яй. Там вроде парни рядом с ней!
Мистер. По фигу!
Ай-яй. И чего, пойдешь?
Мистер. Пойду! Подержи фонарь!

Мистер ввинчивается в толпу, его место сразу занимает Валерчик.

Валерчик. Ну что, как дела?

Ай-яй отвечает пустой улыбкой.

Валерчик. Присмотрел кого-нибудь?
Ай-яй. Ну так, есть варианты.
Валерчик. Ты смотри, если что, если их много там, если надо компанию составить – я здесь!

Большой парень, который давал объявление, посадил на плечи именинницу и делает полуприседания, танцует, его покачивает, девушка испугана, но друзья вокруг ржут и хлопают в ладоши. Младшие змеи пристроились к Кацману, и все вместе они пластически изображают разврат втроем, не боясь иногда упасть в пыль. Сбоку между десятилетними девочками танцует двухлетний ребенок, неловко, не в ритм, счастливо, он понимает, что музыка, что праздник, что следует просто так шевелиться, глаза его сияют, потому что так и будет всегда, вот это и есть жизнь. Девушка – танцевальный робот рядом с детьми не изменила своих движений ни на сантиметр, не сократила амплитуду, нет усталости, все видят, как она прекрасна. Вадик решил тоже потанцевать с женщиной на плечах, поднимает Женю, та никак не найдет удобное положение на этой горе мышц, взвизгивает. Директору не нравится тенденция, и милиционер помоложе направлен в толпу сделать предупреждения. За Ай-яем стоит высокий сутулый человек в очках невообразимо интеллигентного вида, видно, что он умен, ироничен, скептичен, циничен, аполитичен и читал все книги на свете кроме Корецкого.

Князь. Ну что, Ай-яй, все за девочками бегаешь?
Ай-яй. Не знаю, князь, может, уже и за мальчиками.
Князь. Шутишь, надеюсь?
Ай-яй. Не уверен.
Князь. Тебе это не пойдет, мне кажется. И вряд ли понравится.
Ай-яй. Ты пробовал?
Князь. Ох, Ай-яй, спроси, чего я не пробовал. А тебе судьба до пятидесяти приезжать сюда, таскаться на дискотеку, пасти глупых первокурсниц, волочь их на гору, смешить, поить и, если удастся, трахать в крайне некомфортабельных условиях.
Ай-яй. Кстати, заходи сегодня в гости, программа та же.
Князь. Мне это уже неинтересно. Я не ради баб сюда езжу, здесь есть особая ментальная энергия. Вряд ли ты поймешь. Пойду к себе, надо подумать кой о чем.
Ай-яй. А чего вообще спускался?
Князь. Сигареты кончились.

Барон затеял паровозик и скачет вторым номером, подталкивая Карину в попку. Ваня говорит что-то Ане, она кивает. Касаткин хватает ее под лавкой за ногу, она чуть не падает, вскакивает, кричит на него по-немецки, Касаткин настойчиво смеется и повторяет: «Шутка! Джоук! Джоук!» Общее содрогание под бум-бум, кажется, сейчас сведет всех с ума. Ноги так тупо и дружно бьют по земле, что она начинает вибрировать. Ай-яй, обводя взглядом лавочки, ловит взгляд грустной рыжей девочки, и в этот момент музыка кончается. Некоторые отходят посидеть, остальные ждут. Брожение.

Голос радиста. Наша дискотека подошла к концу…

Взрыв возмущения на площадке.

Голос радиста. … и по традиции мы завершаем ее медленным танцем. Администрация лагеря убедительно просит всех разойтись по окончании дискотеки, а дикарей - покинуть территорию лагеря.

Первые звуки бессмертного медляка, народ двигает с площадки, кто стремительно, кто медленно, чтобы успеть поймать или быть пойманным, между лавочками отважно пробираются приглашающие, возбужденные пары пробиваются обратно, к месту, где положено приобнять друг друга и, покачиваясь, кружиться. Валерчик бешено сканирует окрестности, он видит, как Барон что-то энергично втирает сидящей строгой Кате и даже берет ее за руку, видит, как младшие змеи танцуют в недвусмысленном объятье, а Кацман хлещет вино как воду из Борюсиной бутылки, тот при этом хихикает. Видит, как Черный, танцуя с Лориком, кидает из-за ее головы длинные острые взгляды, рядом с ним Мистер танцует с девушкой, одетой в белое, и так смотрит, так смотрит, но та серьезна и держит дистанцию, видит, как Вадик поймал Женю и тащит ее обратно на площадку, а Миха тормознул, и Диана сбежала. Диана падает на лавку рядом с Ваней, говорит: «Ой, мама, что я делаю! Как я устала!» Ваня молчит. Издали улыбается ему женщина, которую он видел на пляже. Невысокий парнишка подходит к Диане: «Можно вас?» «Извините, я не танцую». Парнишке тяжко, он торопливо уходит. Касаткин тянет к Ане руку, но та, будто не заметив этого, встает, оставляет Ване фонарь и идет к Ай-яю, а тот еще раз смог поймать взгляд незнакомой рыженькой, но Аня делает книксен перед ним и говорит: «Битте», и он улыбается, дает ей руку и идет за ней следом в толчею последнего танца. Аня обнимает его крепко и даже закрывает глаза, а он, кружась, видит чуть выше голов свой собственный планетарий, в котором звезды настоящие, а подсвеченные кроны деревьев заменяют зубчатую линию города.


ВОЛЕЙБОЛ

Десятилетний мальчишка сидит на волейбольной судейской вышке.

Толстяк. Ну что, готовы?

Здоровый коротко стриженый милиционер в спортивных трусах держит в левой руке мяч, а жесткой ладонью правой бьет его сверху.

Черный. Сейчас, мы совещаемся!

Черный по другую сторону сетки с сомнением разглядывает свою команду. Киса Кацман сегодня в длинных штанах с разрезами, Мистер явно принял с утра, Ваня робеет, Борюся идиотски улыбается, Князь антиспортивен.

Черный. Ваня, ты бьешь? Пас можешь дать? Становись тогда сюда. Киса сюда. Князь, ты высокий, иди на блок. Мистер, ты как?
Мистер. Полная боевая готовность!
Черный. Сюда иди. Борюся, чего ты улыбаешься?
Борюся. Настроение хорошее. Жарко немножко.
Черный. Барон, иди вместо него!

Барон сидит на скамейке зрителем, держит бонги.

Барон. Не, я группа поддержки. Горбун отверженный с пробитой головой! Давай, начинайте, зрители волнуются!

Жарко, народу еще немного, но паре девочек уж лучше здесь сидеть, чем подыхать от скуки в комнате с кроватями.

Черный. А почему это ваша подача?!
Толстяк. Да хочешь, пусть будет ваша!

Мяч перекатывают на другую сторону, Черный берет его, бьет пару раз об землю и подает, мяч срезается у принимающего с руки, Барон поет оле-оле.

Черный. Пацан, кинь мяч!

Мальчишка бежит за мячом.

Черный. Князь, считать сможешь, знаешь счет?
Князь. Я знаю правила всех спортивных игр на свете. Ноль – один. Нет, один – ноль. Один – ноль!

Черный подает, мяч принимают и несильно перекидывают, Мистер дает пас, но Борюся все портит.

Черный. Борюся, блядь! Иди отсюда!
Борюся. А чего?! Я хочу поиграть!
Князь. Один – один.

Милиция подаёт, Мистер принимает, Ваня пасует, Князь перебрасывает.

Черный. Князь, бить надо, бить!

Милиционеры разыгрывают, попадают.

Князь. Два – один.
Черный. Ну блок же надо было ставить, ну пацаны!

Милиция подаёт в аут.

Князь. Два – два.
Голос сбоку. А почему неравные команды? У вас на игрока больше!

Высокий стройный спортсмен в прекрасных спортивных шмотках стоит у вышки.

Черный. Ты зайти хочешь, Василий? Ты что, не видишь, какие составы?
Василий. Я вижу, что у вас шестеро, а здесь пятеро. Где справедливость?
Черный. Заходи уже к ним, не полощи мозги. Вы не против, милиция?
Толстяк. Мы только за!

Подача, Василий аккуратно принимает, получает пас и сильно бьет в эффектном прыжке. Трибуна аплодирует, Барон сидит уже между девочек, и одна из них бьет по бонгам.

Князь. Три – два.

Подача, спорный мяч, Василий борется с Ваней и при приземлении наступает ему на ногу, падает, воет.

Василий. Блядь, палец сломал сука, палец сломал! Он мне ногу подставил, моя свернулась и палец подвернулся!
Ваня. Ничего я не подставлял!

Игроки толпятся вокруг упавшего, Князь спокоен.

Князь. Имел место обоюдный заступ. Думаю, после эвакуации тела это очко следует переиграть.
Черный. Ну что, врача сюда звать или прыгать сможешь?
Василий. Смогу. Потихоньку.
Черный. Борюся, давай, тащи его в медпункт.

Калека меленько припрыгивает, держась за алкоголика, спортплощадка перед ними бесконечна.

Толстяк. Переподача!

Мистер подставляет руку под удар, мяч сильно отскакивает вверх и застревает в нависающих над площадкой ветвях огромного дерева. Барон оживляется.

Барон. Дайте, дайте, я сделаю! Отойдите, девчонки, головы берегите!

Кидает огромную дубину, она пролетает мимо ветки и падает рядом с толстой теткой, та подпрыгивает, роняет пляжную сумку.

Тетка. Совсем ненормальные! Сейчас директору пожалуюсь, он вас быстро всех разгонит! Дикари чертовы!

Мяч сам сваливается на асфальт, крики радости, игра продолжена. «Четыре – два», - объявляет князь, провожает взглядом мяч: «пять – два». Смотрит, как вернули мяч, отслеживает траекторию подачи: «шесть – два». Снова то же, но на этот раз он видел небольшой розыгрыш: «семь – два».

Черный. Князь, не надоело языком молотить?!
Князь. Положено объявлять счет после каждого розыгрыша.

Группка девочек с пляжными сумками проходит мимо.

Девочка. Кацман, ты спортсмен, оказывается, а мы не знали!
Кацман. А вы куда?
Девочка. А мы на море!
Кацман. Так и я на море! Какое совпадение!

Кацман легко уходит вслед компании.

Черный. Киса, ты куда, игра!

Киса даже не услышал, он смотрит, как девочки вертят попками, догоняет, сзади слышны удары по мячу и скрипучий голос Князя: «Восемь – два!»

***

Мальчишка, который носил мяч, покупает у лотка большую бутылку пива.

Продавщица. Ты кому берешь?
Мальчик. Вон, дядя играет!

Он прижимает сдачу к запотевшей бутылке и бежит к площадке. Публики прибавилось, Барон руководит ее реакцией, изредка поет бессмертную песню. Касаткин целится фотоаппаратом. Василий сидит мрачный, нога в бинтах. В команде Черного появились две волейболистки, игра выровнялась, все в кураже, ну, и устали тоже. На вышке – женщина-физрук лет пятидесяти со свистком. Розыгрыш, свисток.

Судья. Двадцать два – двадцать четыре! Контрольный мяч!

Ликование на трибуне, барабан.

Барон. Горбун рассерженный с огромною судьбой!

Команда Черного хлопает друг друга по рукам, с волейболистками Мистер пытается обняться.

Мальчик. Дядя, возьмите!
Мистер. Спасибо, брат, денежку себе оставь!
Черный. Мистер, ты что творишь?!
Мистер. Да ладно, пусть мороженого себе купит.
Черный. Я про алкоголь! Четыре очка взять осталось, мы прем, потерпи!

Мистер жадно хлещет из горла.

Мистер. Мне помогает, мне помогает! Будешь?

Свисток к подаче, зрители притихли, волейболистка сильно подает, милиционеры разыгрывают, бьют, но Мистер поднимает, Ваня пасует, а Князь хитро сбрасывает в сторону. Шум невероятный, игроки подбадривают друг друга.

Судья. Двадцать три – двадцать четыре! Контрольный мяч!
Черный. Одно очко, одно очко взять сейчас, собрались!

Свисток, жест судьи к подаче. Волейболистка подает, толстяк неудачно принимает на сторону противника, волейболистка дает пас Ване, Черный кричит: «Мне, мне!» и набегает, но Ваня подкидывает Князю, а тот бьет несильно, и милиционеры принимают, разыгрывают, но Мистер опять поднимает удар, Ваня пасует Черному, тот набегает, прыгает, замахивается, бьет и еще в воздухе понимает, что слажал. Мяч отскакивает от сетки, общий вопль разочарования, потрясенное лицо Черного всё висит над сеткой, и вот медленно начинает опускаться.


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Солнце светит сквозь оранжевый тент из парашютного шелка. Черный лежит на узкой лавочке рядом со столом, прикрытый рваным одеялом, щурится спросонья. Птички. Далекие голоса людей с моря. Он приподнимает голову над столом, видит Диану, бормочет невнятное приветствие и возвращается в исходное. Длинный и узкий стол завален последствиями многолюдного ночного гостевания. Пустые консервные банки, множество самых разных бутылок пластиковых и стеклянных, оплывшие свечки, карты, обрывки туалетной бумаги, набитые окурками жестянки из-под пива, мятые сигаретные пачки, вилки и ложки, мокнущие в лужах вина обломки печенья, кастрюля с недоеденной гречкой, черный от сажи чайник, сахарница, чайные пакетики, десятки одноразовых стаканчиков и ещё много разнообразных артефактов. А также мухи, осы и муравьи. Нежные девичьи ручки методично вставляют стаканчики один в другой, придавленные осы гудят. Диана с большим пакетом продвигается вдоль стола, сражается с мусорными завалами. Она подзагорела, обвыклась, действует уверенно. Черный возится на своей скамейке.

Черный. Чего вчера было?
Диана. Не знаю, я в четыре ушла. Всё, как обычно.
Черный. Я не дрался?
Диана. При мне нет.
Черный. Что ж так херово тогда?

У стола стоит Алина с рюкзачком, одетая, в кедах, бодрая.

Алина. Утр добр. Черный, почему ты здесь?
Черный. Здравствуй, Алиночка. Я тебя люблю, но не говори так громко…
Алина. Ты помнишь про день рождения?
Черный. Кто родился?
Алина. Валерчик.
Черный. И мы хотели идти за подарком…
Алина. Да.
Черный. Ох, какой день тяжелый! Алиночка…
Алина. Денег дай хотя бы.
Черный. Ну конечно! Денег. Сколько? О, мама! У меня деньги на стоянке, я не хочу сейчас Лору видеть… Алина, возьми у Мистера, скажешь потом взнос, я участвую, нет проблем.
Алина. Братца моего не видали?
Ваня. Здесь я. Чего?

Ваня покачивается, невидимый, в гамаке с книжкой.

Алина. Целость контролирую.
Черный. Целкость.
Алина. Мистер! Мистер!

***

Мистер голый лежит в своей палатке между смятых вещей, рассматривает бессмысленно вставший с утра член. На брезенте потолка замерли тени деревьев и упавших на палатку листьев.

Голос Алины. Мистер!
Мистер. Я - Мистер!
Голос Алины. Денег дай!
Мистер. Хоть бы кто сказал: Мистер, дай тела! Сейчас!

Мистер находит в свалке штаны и как есть высовывается наружу, роется в карманах. Находит пару червонцев.

Мистер. Где деньги-то?
Ваня. Ты же вчера принцессу угощал.
Мистер. Да, было. Хорошая.
Ваня. А потом ее компания пришла, и ты всю компанию поил в баре.
Мистер. Да, да, поил, поил. И кормил. Хорошие ребята. Биологи.
Ваня. Ну и всё.
Мистер. Надо в нычку лезть.

Начинает натягивать шорты.

***

Алина немного помогает в уборке стола.

Алина. Вань, пойдешь со мной Валерчику за подарком?
Ваня. Пойду.
Алина. Тогда собирайся, выходим уже. Шлепки не одевай, по тропе пойдем.

Черный привскочил на своей скамье, даже головой об стол ударился.

Черный. Вспомнил! Волейбол! Волейбол! Я вчера проиграл! Вот настроение почему! Ой, как плохо! Ой, стыд!

Упал обратно и стонет.

Диана. А можно я с вами пойду?
Алина. С нами? Вань, ты не против?
Ваня. Нормально.
Алина. Пошли. Обувь нормальную одень.
Крик Мистера. Я не могу найти нычку!

Все поворачивают головы вверх, перепачканный в земле Мистер остервенело роется под большим деревом.

***

Ваня, Алина и Диана раскапывают землю вокруг дерева, Мистер стоит рядом, потрясенный горем.

Алина. У тебя там что, деньги?
Мистер. Да, деньги. Еще паспорт. Билет. Ну, билет ладно. Но паспорт! Ну, и деньги.
Ваня. Как выглядит хоть нычка твоя?
Мистер. Паспорт обтянут презервативом, потом в обратную сторону еще одним презервативом. Вот так выглядит.
Диана. Ничего такого не видно.
Мистер. Может, хоть без презерватива? Паспорт в такой кожаной обложке тисненой. Нету? Может, его украли? Кто-то видел, как я копаюсь, подошел и украл.
Ваня. Чего ты на меня смотришь?

Раскопки продолжаются. Из-под камней разбегаются мокрицы. Мистер прислоняется к соседнему дереву, смотрит себе под ноги, сходит с большого плоского камня, переворачивает его носком и видит блестящий резиновый прямоугольник.

Диана. Может, за лопатой сходить?
Мистер. Слышите, я это, того, дерево перепутал. Вот он. Но, всё равно, спасибо за помощь.

***

Меньше всего верхние улочки поселка напоминают о России, может быть, это Греция, может быть, юг Италии. Откуда взялись эти трехэтажные домики, понять трудно. Распахнутые окна завешены плотными покрывалами, в сквозных подъездах сидят тощие смуглые дети. Лестницы между улицами, каменные барьеры по краям дорог, кипарисы, поблескивающее далеко внизу огромное изогнутое озеро. Алина с фотоаппаратом ищет ракурсы, Диана с Ваней сидят на ступеньках каменной лестницы, смотрят перед собой.

Диана. Зачем это ей?
Ваня. Она художник. Кто их поймет, они люди странные.

***

Пять-шесть снимков Алины. Как слайд-шоу.

***

Втроем стоят у лотка с сувенирами, купальниками и прочим барахлом, едят хачапури. Бумажки под пальцами пропитались жиром и норовят попасть в рот.

Ваня. Не знаю я, что тут можно подарить вообще.
Диана. Сыра там нет, в этих хачапурях.
Алина (кровожадно). Зато тесто вкусное.

***

Перголези, две женщины поют на непонятном языке о вещах, кажется, вполне знакомых. Диана с Алиной идут впереди по длинной дороге огибающей озеро, шагают размеренно, как будто собрались обойти всю Землю. Запись потрескивает. Навстречу проезжает старый москвич, набитый вещами и детьми, его двигатель недолго аккомпанирует голосам. Рюкзак на спине у Вани набит под завязку, подпрыгивает и позвякивает в такт шагам, Ваня поправляет лямки, просовывает под них большие пальцы. Девочки останавливаются, поворачиваются, ждут. Ваня снимает наушники.

Ваня. Чего?
Алина. Окунуться хочу.

Они слезают вниз с дороги, держась руками за деревья. Ваня осторожно опускает на землю рюкзак, расстегивает босоножки, сбрасывает их, садится на большой камень, опускает ноги в воду и шевелит пальцами. Алина начинает раздеваться.

Диана. Жалко, я не знала, купальник не взяла.
Алина. Я тоже.
Диана. А как?
Алина. Как обычно. Людей нет вроде, с дороги нас тут не видно, а в воду залезем – так всё равно. Давай, чего ты.

Алина снимает майку и стоит по пояс голая.

Диана. Да ну, как-то.
Алина. Чего боишься?
Диана. Неудобно.
Алина. Вань, ты не против?
Ваня. Нормально, пусть раздевается.

Диана потянула майку.

Диана. Вань, а ты купаться?
Ваня. Я вещи сторожу.
Диана (шепотом). Алин, пусть он отвернется.
Алина. Слышь?
Ваня. Ни фига. Всё равно ж буду подглядывать. Давай уже по-взрослому. Взялась – раздевайся. Боишься – сиди и парься.
Алина. Диана, он прав.

Диана поворачивается к Ване спиной и, чуть торопясь, стаскивает пропотевшую майку, присаживается, раскладывает ее на камнях под солнцем. Алина снимает шорты и стоит совсем голая, ловит ветерок. Ваня болтает в воде ногами, поднимает тинные бури. Диана расстегивает шорты, но быстро стащить их с попы, да еще вместе с трусами, оказывается непросто.

Алина. Хорошее тело, чего ты. Вань, посмотри.
Ваня. И так было видно, что хорошее.
Алина. Ты на море всё с Женечкой ходишь? Пойдем завтра с нами. Устроим боди-арт. Пробовала? Я тебя раскрашу, а потом сфотографирую. Будет что внукам показать. Ну что, вперед?

Девушки медленно входят в воду, расставив руки. Ваня смотрит, снова одевает наушники. Контур лесистой горы на том берегу чисто отражается в огромном зеркале. Мимо медленно плывет похожий на бревно краснорожий мужик.

Мужик. Вы чего? Чего делаете тут? Купаетесь?
Алина. Ага.
Мужик. О! (Ване.) Во, парень, да?

Оглядываясь, уплывает. Девушки наклоняются, беззвучно погружаются в воду, плывут потихоньку. Ваня поднимает голову и солнце ослепляет его, он зажмуривает глаза, свет из белого становится красным, но всё равно остается невыносимым, до звона в ушах.

***

Ваня открывает слезящиеся глаза, снимает наушники. Девушки стоят рядом, сохнут, смотрят на него, смеются. Со стороны, куда уплыл мужик, к ним бегут по берегу две встрепанные безобразные тетки.

Тетка. Вы что это тут устроили, а?! Я вас спрашиваю?! Ну-ка пошли вон отсюда! Ну-ка пошли вон! Стоят здесь, светят!
Другая. Здесь дети, между прочим! Вас забрать надо за такие дела, и посадить, чтоб знали!
Тетка. Я кому сказала, пошли вон! Быстро мне! Скоты! Чтоб через минуту я вас тут не видела!
Другая. Где вас только берут таких, в какой грязи?! Тьфу!
Ваня. Идите сами отсюда! Детям своим указания давайте!
Тетка. Что ты сказал?! Тоня, пойдем. Пойдем, Тоня. Мы сейчас мужиков позовем, вот с ними и поговоришь, если по-хорошему не хочешь.

Бабы убегают вдоль берега. Алина быстро начинает натягивать шорты. Слышны возбужденные голоса.

Алина. Диана, одевайся! Ваня, братец, можно было и помягче!
Ваня. А чего они!
Алина. Рюкзак одевай, может, успеем! Диана, если что, не беги, стой рядом со мной. Можешь за руку ухватить. Ваня, держись за нами, понял? За нами! И молчи, главное!

Кусты раздвигаются, и с дороги на берег вываливают четверо здоровых мужиков в плавках, между ними и давешний пловец. Жир, животы, запах водки.

Толстый. Ты мою жену блядью назвал?!
Волосатый. Капец вам, студенты! Сейчас мы вас жизни учить будем!
Алина. Спокойнее, парни, спокойнее. Уже уходим.
Толстый. Ни хера вы не уходите, вы остаетесь! Ты мою жену блядью назвал?

Пловец пытается почему-то взять лежащий на камне фотоаппарат, Ваня успевает схватить его и опять отскочить за Алину.

Толстый. Что с тобой сделать-то?! Ты понимаешь, с кем ты связался, вообще?! Я ж как соплю сейчас разотру!

Диана крепко вцепилась Алине в локоть, но смотрит смело.

Пловец. Во, да?! Я говорю ему: вы чего? Плавают голые, нормально?! Москвичи, что ли?!
Алина. Всё, всё, сняли. Уходим, уже нет нас.
Толстый. Я за блядь не знаю, что сейчас сделаю!

Ритм атаки утерян. Мужики сопят, но никак не ударят. Пловец совершает неуверенное передвижение в сторону рюкзака, но Ваня берет его в руки.

Бабий голос с дороги. Егор, ну чего там?
Егор. Сейчас идем! Короче. Давай отсюда. В другой раз совесть имейте. Пошли, всё.

Мужики молча, оскальзываясь на подъеме, возвращаются наверх, слышны их невнятные удаляющиеся голоса.

Алина. Ноги!

Они, торопясь, проходят немного по берегу и вылезают на дорогу. В лесочке стоит незамеченная ими раньше Волга, из-за нее выглядывают дети, рассматривают их огромными глазами. Алина, Ваня и Диана быстро шагают, не оглядываясь, все напряжены, дышат тяжело, мокрые майки девочек облепляют их тела.

Алина. Повезло.
Диана. А чего могло?
Алина. Ничего интересного. Ваня, фотик цел?
Ваня. Вроде.
Алина. А подарки?

***

Колеблющееся озерцо свечек освещает искаженные весельем лица, хеппи бёсдэй сливается в жутковатый вой. Валерчик во главе стола, без выражения, как всегда, лупает глазами, тянется к подарку, но подарок не отдают, и он стоит, вытянув руки, как нескладное изваяние.

Касаткин. Это что за торт такой?

Общий смех, вопли. Торт необычен: на большом подносе плотным кругом стоят тридцать пять стограммовых чекушек водки, и на каждой укреплена горящая свеча. Торт подрагивает в ненадежных руках Мистера, позвякивает, мерцает.

Касаткин. Подождите, не дарите, я сниму!
Ай-яй. Мистер, отдай имениннику сладкое, вцепился!
Мистер. Почему у меня в феврале день рождения?! Валерчик, давай поменяемся, с доплатой!
Валерчик. Нет. Отдай уже, уронишь.
Мистер. Не отдам!

Валерчик хватает поднос, тянет к себе через стол, бутылочки кренятся и сейчас начнут падать. Крики. Касаткин достал, наконец, фотоаппарат и щелкает подряд. Воск со свечей льется на руки, одна бутылочка падает. Мистера общими усилиями отцепляют, Валерчик держит в руках свое сокровище, продыхивается.

Аня-немка. Эй, эй!

Достает из-под стола, поджигает и устраивает на подносе последнюю, испачканную в земле бутылочку.

Вадик-качок. Давай, брат, не тяни. Жажда мучит.
Женя. За один раз, за один раз! А то счастья не будет!

Она уже хороша, просунула ручку Вадику под бицепс и потихоньку поглаживает, но тот безучастен. Валерчик дует в сторону пару раз для пробы, набирает полную грудь и могучим выдохом гасит все свечи. Полная и непроглядная темнота. Шелест листвы. В ту же секунду десяток фонариков вспыхивает со всех сторон, освещая стол. На столе приготовлены множество свечей в обрезках пластиковых бутылок и пара масляных ламп, по мере того, как их зажигают, фонари гаснут.

Ай-яй. Ну что притихли? Валерчик, будешь сладкое пробовать?
Валерчик. А то.
Вадик. Людям оставь малость. Мы тут все сладкоежки.

Длинные лавки вдоль стола и кроватная сетка рядом набиты гостями, те, кому не хватило места, сидят на ковриках прямо на склоне и образуют второй ярус.

Крик из темноты. Ай-яй!
Ай-яй. Я!
Крик. Мы идём!
Ай-яй. Идите! Кто это?
Алина. Барон, боже мой, кто еще так орет.
Киса. А как тихо сидели, да?

Из темноты слышен женский смех, бароновы взревывания. В освещенную зону рядом со столом входят Таня-длинная, Катя-очки и Карина-армяночка.

Барон. Валера, - это тебе! Пользуйся!
Валерчик. Серьезно?
Киса. Потянешь троих, герой? А то выбери одну.
Вадик. Две нам останутся.
Валерчик. Вон ту хочу.
Барон. Жаль тебя огорчать, но Кариночка зарезервирована.
Карина. Кем это?! Что-то я не в курсе!
Барон. Тебе сказать?
Карина. Скажи!
Барон. Темный владыко приметил тебя, Карина. Я должен охранять тебя до его появления.
Ай-яй. Садится будем? Или в попе что мешает?
Валерчик. Короче!

Именинник скручивает пробку вместе со свечой с бутылочки и выливает ее содержимое в рот. Выбрасывает бутылочку за спину, хватает вторую и проделывает то же самое. Дышит носом, смотрит перед собой. И еще раз то же самое.

Мистер. Мужик!

Валерчик протягивает перед собой руки, Миха-качок подает ему пятилитровую канистру с водой. Валерчик запивает, возвращает канистру, обводит безумными глазами присутствующих.

Валерчик. День рождения, короче!

Хватает бутылочки с подноса и, не глядя, начинает разбрасывать их в разные стороны. Визг, шум. Вадик, не дожидаясь случая, берет пригоршню бутылок, передает Михе и Борюсе.

Женя. А мне?

Миха сует бутылочку Диане, с которой сидит рядом, но она машет рукой. Барон проталкивает стоящих девочек на скамейку, Вадик хватает Таню-длинную и усаживает к себе на колени. Ай-яй замечает во втором ряду грустную рыженькую, ее глаза отсвечивают золотом, она смотрит прямо на него. Он показывает ей чекушку, она кивает. Борюся устраивает на коленях гитару и начинает ее настраивать.

Алина. Не все подарки, еще не все подарки! Борюся, подожди петь! Змеи, где вы?!
Змеи. Мы тута. Мы готовы.
Алина. Давай!

На Валеру сзади набрасываются три бесстыдные самки, виснут на нем, обтираются о сильные плечи, кусаются и царапаются. Старшая вытаскивает на свет большую связку надутых презервативов, к которой за ниточку привязаны разноцветные коробочки.

Алина. Желаем тебе всегда быть джентльменом!

Валера без комментариев лопает зажженной сигаретой надутые изделия. Гогот, крики. Ай-яй пытается выбраться из-за стола с двумя бутылочками в руках. Жене совсем тесно и обидно стало сидеть рядом с отвлеченным на Таню Вадиком.

Женя. Ты меня истолкал уже всю, Вадик!
Вадик. Тебе места мало? Выйди погуляй.

Женя, сдерживая слезы, выскакивает через спинку во второй ряд, наступает кому-то на ногу, убегает в темень.

Ай-яй. Грубишь, Вадос.
Вадик. Ай-яй, достала. Знаешь, бывают прилипучие?
Киса. Липнут к липкому. Чему-нибудь.

Вадик вроде не расслышал. Борюся заводит в голос гоп-со-смыком. Женя появляется с другой стороны стола.

Женя (ни к кому). Фонарика нет ни у кого, мне до палатки дойти? Мне темно.
Мистер. Есть! Есть фонарик! Пошли, доведу! (Перегибается через стол, вполголоса.) Вадик?
Вадик. Сто раз да.
Борюся (поет). Ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу!
Катя-очки (Карине). Живот болит.

***

Мистер светит фонариком на тропу, перед ним карабкается вверх Женя, ее ноги переступают в ярком луче. Палатка возникает из темноты неожиданно, Женя залезает внутрь, Мистер светит, чтобы она могла разобраться с вещами и одеялами, но видит, что она лежит без движения лицом вниз и как бы даже плачет.

Мистер. Жень… Женя…

Он выключает фонарь. Секунду он не различает ничего, потом ясно видит в лунном свете силуэты деревьев, тени на земле, полукруглую палатку и протянутые к нему светлые ноги в коротких шортах. Он оглядывается. Внизу под красным тентом качаются огоньки, отдельные голоса различимы, но ход разговора не разобрать. Мистер встает на колени и аккуратно, чуть сопя, заползает в палатку. Ложится на покрывало рядом с Женей и вежливо гладит ее три раза по волосам, вроде утешает. Убирает руку, смотрит. Женя лежит ничком, не шевелится, но дышит, майка задралась, и между нею и шортами нескромному взгляду открыта полоска сухой и горячей спины. Мистер гладит Женю по плечу, чуть шевеля майку. Нет реакции. Мистер осторожно переносит руку через лежащее тело, опирается на кулак, приподнимается и медленно подносит губы к незакрытому волосами участку шеи. Прикасается. Ждет. Прикасается определеннее. Ждет. Трется лбом и вдыхает запах волос, отдающий морем. Нет реакции. Мистер переносит ногу через лежащее тело и теперь нависает над Женей, не касаясь ее, как уродливый портовой четырехлапый кран. Еще раз целует ее в шею, садится на колени и уже решительно гладит обеими руками по плечам, по спине, запускает руки под майку, Женя молча пытается повернуться и оттолкнуть его, но он ловит ее руки и, отведя их в стороны, ложится на нее всем телом. Пауза, оба тяжело дышат. Мистер носом отводит волосы Жени и целует ее в шею, в ушко, в щечку, в уголок губ. Женя неподвижна. Мистер продолжает целовать край ее рта, высовывает язык и водит им по ее губам. Женя лежит с закрытыми глазами, не шевелится, но ее губы совершают неуловимое ответное движение, Мистер становится активнее, добивается еще одного ответа и тогда уже, торжествуя, впивается в нее настоящим поцелуем. Отрывается, молниеносно стягивает с себя майку, вздергивает майку Жени до самых подмышек, падает обнаженным животом на обнаженную спину, трется. Еще раз целует на всякий случай, просовывает руки под Женин живот, как бы гладит, и, демонстрируя богатый опыт, расстегивает ей шорты. Поднимается, тянет их на себя, но Женя лежит плотно, и шорты не снимешь. Мистер гладит ее по спине, по бокам, находит прижатые к покрывалу соски и трет их легонько, приподнимает ее бедра, как бы показывая, что он хочет от нее, и, о чудо, когда он убирает руки, они остаются приподнятыми. Мистер тянет с нее шорты вместе с трусами, снимает их прямо через босоножки, быстро треплет по обнажившейся попе, переваливается на спину и судорожно расстегивает свои штаны. Ему слышится плач, он поворачивает голову. Женя смотрит на него сквозь спутанные волосы и смеется.

Женя. Это ты утешать меня пришел, да?

***

Празднование. Катя привалилась к надежному плечу Кисы Кацмана и нешуточно морщится. Очки немного съехали, но она не замечает этого.

Киса. Катя, где болит, Катя?
Катя. Тут.
Киса. Тут?
Катя. Тут.
Валерчик. Пацаны, презервативы никому не нужны?
Касаткин. Нужны! Всем нужны!
Валерчик. Дарю!
Миха. Мне тоже нужны!
Барон. А мне нет! Я возглавляю партию противников всеобщей презерватизации! Карина, записывайся!
Алина. Карина, я бы на твоем месте без презерватива не стала. Особенно с ним.
Карина. Да кто еще собирался!
Барон. Никто не собирался, да все там оказался. Га-га-га! Сон, чудный стон и запах, Каринальда!

Ай-яй сидит в полутьме на корточках рядом с рыженькой, они молча смотрят на действие и болтают в руках пустые бутылочки из-под водки.

Ай-яй. Условие поставь им, Валерчик!
Валерчик. Чего за условие?

Миха положил большую руку на спинку лавки и невзначай касается плеча Дианы.

Ай-яй. Во-первых, каждый, кто получит подарок, должен использовать его сегодня!
Касаткин. Легко! Не вопрос!
Ай-яй. Во-вторых! Сказать с кем. А лучше показать.
Рыжая (вполголоса). Грубо.
Ай-яй. Пускай. Нужно темы иногда подбрасывать, а то заметят, что заняться нечем.
Рыжая. А тебе зачем?
Валерчик. Ага! Ага! Давай, Касаткин, показывай!
Ай-яй. Веселые лучше скучных. Хочешь, уйдем?
Рыжая. Да.
Ай-яй. Пойдем на море сходим. Купалась ночью?
Рыжая. Ну, так. Со своими.
Касаткин. А что делать, если вы ее не знаете?
Вадик. Да кто ж твою правую руку не знает!

Ай-яй с рыженькой тихо обходят кровать, на которой взасос целуется парочка, и растворяются в темноте. Поцелуй распадается, женщина переводит дыхание, туманно косится на застолье и возвращается к занятию. Это та женщина, которая так запомнилась Ване на пляже, он смотрит за нею из своего угла.

Борюся. Может, попоем, а?
Ваня. Алина! Алина! Я спать. Ты где сегодня?

Алина улыбается и неопределенно машет рукой в сторону. Ваня начинает выбираться из-за стола.

Киса. Эй, а ну слезьте все с кровати! Давай, давай! Надо Катю положить, ей плохо.
Валерчик. Чего такое, Кать?
Киса. Живот болит сильно.
Вадик. Месячные?
Киса. Нет. Может, за врачом в лагерь кто сбегает?
Таня. Я могу сбегать, только я дорогу сама не найду.
Касаткин. Врач на гору не пойдет. Сто процентов, были случаи.
Киса. Что с Агаповым? Он уехал, кто знает?
Карина (Барону). Кто это - Агапов?
Барон. Врач такой.

***

Женя уже без босоножек, в одной майке, которая чуть откатилась вниз и прикрывает грудь, сидит на коленях перед простертым телом Мистера и легонько мнет и гладит ладошками его член. Выглядит она ангельски, действует нежно и неторопливо. Мистер грустен, признательно треплет Женю по плечу, перебирает ее волосы. В шум снизу встревает гитара, и хриплый Борюсин голос затягивает очередного разудалого Розенбаума.

Женя. Ну вот, полюбуйтесь!
Мистер. Да?
Женя. Конечно! И как еще! А говорил, говорил.
Мистер. Это всё правда, что я говорил. Но тебе тоже спасибо.
Женя. На здоровье.

Женя поддерживает жизнь в органе.

Женя. Резинка есть?
Мистер. Чего?
Женя. Ну, резинка. Есть?
Мистер. А, это. Есть. Вот здесь, в штанах, в кармане.

Женя извлекает коробочку с презервативами, вытягивает один, рвет зубами обертку, примеряет к месту.

Женя. Всегда с собой носишь? На всякий случай, да?
Мистер. Да, ну, как… Ношу, да. Я в них еще деньги заворачиваю, когда прячу.
Женя (смеется). Много денег?
Мистер. Прилично. Тебе нужны? Дать?

Женя сладко потянулась, сняла с себя майку, оперлась на руки, приблизила глаза к глазам Мистера.

Мистер. Чего?

Женя дунула вверх, тряхнула головой, но справиться с волосами ей не удалось, и глаза ее светятся из-за них, как огонь из-за ограды.

Женя. А ты красивый.

***

Ай-яй с рыженькой идут по берегу моря, оступаясь на камнях. Луна в зените, но Ай-яй светит фонариком под ноги на всякий случай. Луч на мгновенье высвечивает шевелящиеся на одеяле тела, Ай-яй сразу уводит его в сторону, обходит занятых друг другом людей стороной. Огромное бревно с растопыренными корнями на удивление никем не занято, рыжая усаживается на него верхом, откидывается, как на кресле, смотрит на небо. Ая-яй устраивается напротив.

Рыжая. Мы завтра уезжаем.
Ай-яй. Тебя как зовут?
Рыжая. Что тебе за разница, всё равно не запомнишь.
Ай-яй. Мы – это кто?
Рыжая. Парень мой, друзья его.
Ай-яй. А.
Рыжая. Мы здесь случайно, вообще-то в поход ходили.
Ай-яй. А.
Рыжая. На работу пора. А ты чего? Давно здесь?
Ай-яй. Да.
Рыжая. И надолго, наверное.
Ай-яй. До середины сентября.
Рыжая. Везет. Как люди так устраиваются?
Ай-яй. Оставайся. Место найдем.
Рыжая. Ну да.
Ай-яй. Денег тратить не будешь. Надоест, уедешь на машине.
Рыжая. Ага.
Ай-яй. Я серьезно.
Рыжая. Я знаю. Ты купаться хотел? Пошли.

Она слезает с бревна, легко скидывает с себя шмотки и, не оглядываясь, идет к воде. Ай-яй раздевается, следует за ней. Они медленно входят в темную, теплую, плотную воду, приседают по шею, не поднимая брызг, плывут. Ночь ясна, безветренна, море тихо, и дорожка лунного света почти не дрожит перед ними.

***

Борюся оглушительно допевает еще одну кричалку, народ громко, но противно вторит ему. Аня-немка в беспокойстве вертит головой, толкает локтем Касаткина в жирный бок.

Аня. Ай-яй? Ай-яй?
Касаткин. Ушел. Гоу! Хи гоу! Ебётся, небось. Фак! Понимаешь?

Касаткин просовывает указательный палец правой руки в колечко из пальцев левой, трет, Аня бьет его по рукам, он довольно смеется.

Барон. Допели? Молодцы! Борюся, объявляется получасовой запрет на вокал! И на гитару, на всякий случай.
Борюся. Почему?! А если мне хочется?!

Киса вместе с Таней-длинной присел у кровати, на которой лежит Катя, шепчет что-то ей на ухо. Миха окончательно положил лапу Диане на плечо, но взглянуть на нее боится, смотрит в сторону и соловеет.

Барон. Людям иногда и поговорить нужно, не всё же песни орать.
Борюся. Кто бы говорил! Горбун покоцанный!
Барон. Хорошо, пять минут! Согласен?
Борюся. На пять минут согласен.
Барон. Гитару дай сюда. Для контроля. Отдам, не ссы.

Валера-именинник спит сидя, опершись на дерево, руки скрещены для тепла, подбородок на груди. Лицо нейтрально, как всегда. К волосам прицепился лопнутый презерватив.

Киса. Где Агапов живет, кто знает?
Вадик. Чего ты, Киса, суетишься всё время?
Киса. Ты помочь хочешь? Не хочешь, - сиди, молчи.
Таня. Он думает, что аппендицит.
Касаткин. Агапов не уехал точно, я его видел вечером в баре. Он уже две недели уезжает. Но, знаешь, сегодня день десантника. Я бы не стал с ним общаться, целее будешь.

Барон получает, наконец, гитару, сразу перемахивает через спинку и быстро уходит в лес.

Борюся. Куда он? Там что в той стороне? Барон! Ты куда?!

Он начинает выбираться из-за стола, но сделать это непросто, особенно, когда все нарочно мешают и смеются. Борюся не на шутку взволнован, соображает плохо, ничего не разберет в темноте. Он мечется по краю освещенного пространства и кричит на деревья.

Борюся. Барон! Отдай гитару! Пожалуйста! Пожалуйста!
Вадик. Агапов на туалетной тропе живет. Иди от дальнего туалета вверх прямо, минут через пять кричи. Иди, давай, мы за ней посмотрим.
Киса. Главное, ее не поднимайте, не перетаскивайте! Никаких лекарств не давайте! Кать, я сейчас приведу врача, потерпи немного.

Наклоняется к ней, шепчет, целует в лоб и убегает, отсвет его фонарика прыгает по деревьям вдоль тропы. Аня смотрит ему вслед, переводит взгляд на кровать, ей не по себе. Миха совсем обнаглел и начал уже прижимать потихоньку Диану к боковым мышцам.

Диана (Алине). Как он надоел мне!
Алина. Миха-то? Он может. Миха! Руки убери!

Огромная длань разжимается и перемещается на спинку лавки.

Диана. Я бы спать пошла, но у нас там…
Алина. Что?
Диана. Женя не одна, мне кажется. Ей Мистер дорогу показывал и не вернулся.
Алина. Давно?
Диана. Да уже.
Алина. Женя-то молодец, однако. Обычно Мистера минут на десять хватает. Если вообще хватает. Иди к нам, чего ты, спи. Ванька худой, мешать тебе не будет, я тут не ночую.
Вадик. А где ты ночуешь, интересно?
Алина. Не у тебя, можешь быть уверен. Иди, иди. Одеяло найдешь, у стенки свернуто.

Диана выбирается на свободу, идет вниз, сталкивается с Бароном, который появляется совсем не с той стороны, куда смотрит Борюся.

Борюся (в гневе). Где инструмент?!
Барон. Там где-то. Не волнуйся, хорошее место. Я листиками присыпал, камушком придавил, будешь вести себя хорошо, завтра отдам.

***

Ваня лежит на боку клубочком, укрывшись покрывалом до самых ушей. Полог палатки приоткрывается, и Диана осторожно заглядывает внутрь.

Диана (шепотом). Ваня… Ты спишь?

Она ждет немного, не получив ответа, вползает на свободную половину, ложится на спину и смотрит вверх. Шум, крики и смех застолья слышны очень хорошо, но уже не так оскорбляют чувство прекрасного. Диана косится на стриженый затылок соседа, и опять смотрит на обесцвеченный ночью низкий потолок палатки. Ваня лежит с закрытыми глазами, но по дыханию его и напряженному лицу видно, чего ему стоит не шевелиться.

***

Ай-яй и рыжая вышли из моря и стоят на огромном гладком, чуть наклонном камне. Рыжая обнимает себя руками и садится на корточки.

Ай-яй. Мерзнешь?

Садится перед ней, обхватывает ее руками и ногами, трет по спине, разгоняя капли. Кожа после купания кажется плотной, чистой, прохладной сверху и горячей изнутри. Как у дельфинов. Ай-яй наклоняет голову и целует сморщенный сосок, который выглядывает из-под ее локтя. Пятно фонарика на секунду высвечивает сцену, слышно женское хи-хи.

Мужской голос. Извините.

Ай-яй поднимает голову.

Ай-яй. Ничего-ничего.

И возвращается к прерванному занятию.

***

Киса задыхаясь бежит по незнакомой тропе, светит фонариком во все стороны.

Киса. Агапов!

Бежит дальше, спотыкается, падает, встает.

Киса. Агапов!
Голос. Кто орет здесь?
Киса. Агапов, ты?
Голос. А ты кто?
Киса. Я Киса Кацман! Где ты?
Агапов. Разуй глаза, слепой, что ли!

И правда, в десяти метрах от Кисы сидят кружком несколько человек.

Агапов. Пацаны, запалите огонь, парнишка видит плохо.

Зажигается свечка, Киса подходит ближе.

Киса. Агапов, ты нужен, пошли в айяйство! Мне кажется, аппендицит у девочки.
Агапов (медленно). И чего ты хочешь? Чтобы я тебе на стоянке человека резал?
Киса. Скажи хотя бы! Посмотри, скажи! Тогда скорую вызовем, они же к нам так не поедут!
Агапов. И я должен сейчас бросить пацанов, бросить праздник и идти в айяйство?

На Кису, кроме Агапова, который по обыкновению не прикрывает свой мощный загорелый торс, мрачно глядят пятеро упившихся в усмерть парней в тельняшках и синих беретах набекрень.

Киса. Да. Уважаю десант, круче вас людей нет, но девочка умереть может. Вставай, Агапов.
Агапов. Пацаны. Двадцать минут. Давай, на дорожку.

Один из парней разливает в пластиковые стаканчики по сто, не меньше.

Киса. Куда тебе? И так не дойдешь!
Агапов. Тихо! Кто здесь дает указания военному хирургу?! Я был там, где ты бы и двух минут не прожил! Давай, ребята, за нас!
Хриплые ребята. Слава ВДВ!

Агапов резковато встает, его шатает, но ребята не дают ему упасть.

Агапов. Веди.

Киса идет впереди, торопится, но вынужден остановиться. Агапов держится за дерево, вспотел, ему нехорошо.

Агапов. Всё равно без анализов я точно не скажу. И не иди так быстро, ладно?



ДОЖДЬ


Сплошная стена воды сливается с волнистой шиферной крыши. Под большим навесом полно людей, они рядком стоят у перил, глядя на пустынную спортплощадку, смотрят телевизор, играют в настольный теннис. Шарик вылетает наружу, скачет по неровному асфальту, человек – настольный теннис выскакивает под дождь, бегает зигзагами, ловит беглеца и торопится обратно, вытирая его о шорты. Большие дискотечные колонки на бадминтонной площадке, укрытые полиэтиленом, воспроизводят солнечное диско, капли дождя стучат по пленке и стекают извивами, вздрагивая на ударных. Музыка прерывается ненадолго, и голос радиста печально разносится над мокрыми фанерными домиками: «Дежурного преподавателя просят пройти в столовую. Повторяю: дежурного преподавателя просят пройти в столовую». Киса Кацман в толпе под навесом сидит на корточках у составленных рюкзаков против грустных Жени, Лорика и еще каких-то людей. На Кисе кроме обычной юбки надет свитер с оторванными рукавами на голое тело.

Киса. Вы на ком?
Женя. Валерчика ждем. Он повез там одних, должен вернуться. Мы не договорились, понимаешь? Если он не отвезет нас, я просто не знаю, как даже быть.
Лорик. Никто не едет. А кто едет, те полные. А кто не полные, нас брать не хочет. Два часа уже сидим.
Женя. Все рванули, видишь, дожди всех уже достали. Нормально, три дня почти без перерыва?
Киса. Хуже бывало.
Женя. Мне достаточно. Ни одной вещи сухой не осталось. В палатке лужи. По тропе по этой пока дойдешь, вся в грязи, скользко. Не искупаться, ничего. Костер уже второй день не зажигается, консервы доедаем. Это отдых, что ли?
Лорик. А мне ничего. Мне на работу.

Через ручьи перепрыгивает группка ребят и девочек, над головами вместо зонтов они держат разорванные пакеты. Киса провожает их взглядом.

Женя. Киса, кстати, что про девочку ту слышно, которой у нас на стоянке плохо было?
Киса. Катя.
Лорик. Это которую по скорой отвезли?
Киса. Аппендицит. Порезали, всё в порядке. За ней папа приезжал, забрал прямо из больницы. Давно уже.
Женя. Надо ж, как не повезло.

К ногам Кисы подкатывается теннисный шарик, и он откидывает его игрокам. Через отверстия в шифере капает вода.

Киса. Женя, Женя, а Диана-то где?
Женя. Она не едет.
Киса. Как это? Ты ее оставляешь?
Женя. Я с ней отчаялась спорить. Не хочет, не надо. Ее всё устраивает. Пускай. Она же взрослая теперь, первый курс закончила, конечно. Как я только с ее мамой буду объясняться? Она же в обморок упадет, и так отпускать не хотела.

По дороге медленно спускается завернутый в огромное брезентовое полотнище Касаткин. Очки его грязны, он похож на толстое дерево. И он смертельно пьян.

Касаткин. Киса! Меня обокрали!
Киса. Не ты первый, Касаткин, не ты последний. Что взяли?
Касаткин. Всё взяли, Киса!
Киса. Что, фотоаппарат?!
Касаткин. Нет. Но всё остальное! Видишь, в чём я одет? Это навес с моей стоянки! Я под ним голый! Показать?
Киса. Касаткин, остановись! Я верю!
Касаткин. Я покажу всё-таки.
Киса. Касаткин, не та ситуация. Ты в лагере, оглянись.
Касаткин (оглядываясь). А. И знаешь главное? Сперли пленки! Всё, что я наснимал здесь! Всю память! Столько удачных кадров! Я хотел сделать сайт! (Плачет.) Они подумали, наверное, что это новые пленки. А когда поймут, выбросят. Выбросят. Ты был в баре? Что там?

***

Пластмассовая тарелка с пузырящейся жиром глазуньей из пяти яиц шлепается на стеклянный прилавок с шоколадками и сигаретами. В ответ сильная мужская рука кладет на стекло деньги. Деньги уходят в одну сторону, тарелка в другую. Агапов выскакивает из двери бара – крошечного жестяного вагончика и бежит под камышовый навес со столиками, втискивается на свое место в большой компании, отгребает мусор перед собой, ставит тарелку. Дождь успел накапать в пищу, и жир смешивается с водой. Борюся в сопровождении десятка пьяных голосов исполняет один из хитов Виктора Цоя.

***

Касаткин. А в айяйстве ты был? Что там?
Киса. Не знаю. Да что может быть? Мокнут.

***

Женские пальцы с коротко подрезанными ногтями берут ладью и решительно переставляют ее на полполя.

Голос Князя. Вот так, значит?
Аня-немка. Вот так. Да.

Князь покачивается в задумчивости, сложив руки на груди. Ай-яй сидит рядом с ним на лавке и постукивает по бонгам. Потоки воды струятся по полиэтилену за их спинами.

Ай-яй. Ваня, братушка, вылей пузырь вон оттуда, я не достану.

Ваня протискивается вдоль стола и поднимает палкой тент в том месте, где он провис под тяжестью воды, та с шумом обрушивается вниз.

Князь. А если так? (Делает ход.)
Ваня. Князь, князь.
Князь. Внимательно слушаю вас.
Ваня. Это не название живого, которое, став мертвым, помогает оставаться живыми нам?
Князь. Нет, Ваня, это не сайра.
Ваня. Я думал салаку.
Князь. А также не селедка, ставрида, сом и свинья.
Аня. Вот так. (Делает ход.)
Ай-яй. Буква эс у вас?
Ваня. Да. Помоги, помоги!
Ай-яй. Князь, это не общее название ограниченной последовательности предметов или явлений?
Ваня. Сдавайся сразу. Какая вторая буква?
Князь (делает ход). Тогда только так. (Поднимает голову.) Ограниченная последовательность? Серия. Нет, Ай-яй, это не серия.
Ваня. Подходит?
Ай-яй. Оно и есть.
Ваня. Мы никогда его не прижмем.
Князь. Без ложной скромности скажу: однажды держал первую букву, эм, как сейчас помнится, полночи. Потом проиграл из жалости, очень люди нервничали.

Из серого тумана дождя возникает Черный в желтом клеенчатом плащике и соломенной шляпе с большими полями. Он молча садится на лавку и смотрит перед собой. Ай-яй постукивает в такт диско, доносящемуся из лагеря. Ваня думает, морщится. Аня делает очередной ход.

Черный. Вот блядь, да?
Ай-яй. Не ругайся матом на стоянке.
Черный. А с какого это ты вдруг правила стал устанавливать, Ай-яй?
Князь. Его стоянка, его правила. Захочет, в жопу выебет, пардон за непарламентское выражение.
Черный. Пусть попробует.
Ай-яй. Тебя не захочу, оставь надежду.
Ваня. О, это не заболевание, передающееся половым путем?
Князь. Не сифилис.
Ваня. Спид я думал. Ай-яй же вечно о пидорах.
Князь. Ваня, грубо.
Ай-яй. Действительно, Ваня. Я об однополой любви.
Черный. Чаю бы, а?
Ай-яй. Легко. Неси сухие дрова, неси воду, разведи костер. Чайник, заварку, кружку и сухарики любезно предоставляет айяйство.
Черный. Блядь!
Ай-яй. Повторное замечание.
Черный. Касаткина обнесли, знаете?
Ваня. Да.

Все молчат.

Черный. Водки бы. А Мистер где?
Ай-яй. Ушел.

Черному холодно, мокро и одиноко. Он с тоской смотрит вдаль. Контур дальней горы едва виден из-за дождя.

Черный. С чего ты взял, вообще, что это твоя стоянка? Ты хоть помнишь, кто ее нашел? Я нашел первый. Мы с физиками спускались по телеграфной тропе вон оттуда лет десять назад, в этих местах никто не стоял даже тогда. И я увидел четыре дерева и место под ними. Понял? Так что я тоже могу тут жить и правила всякие устанавливать. Ты что тут, старожила из себя строишь? Самый авторитет, что ли? Ай-яй, Ай-яй! Кроме тебя тоже люди на горах интересные есть! Тем более, что ты сдулся. Все говорят, что Ай-яя больше нет. Ты никто. Пузырь. Так что стучи на своих драных бонгах и молчи в тряпочку.

Ай-яй, покачивая головой, продолжает тихонько выбивать вариации одному ему известного ритма. Аня-немка прекратила играть и смотрит внимательно на Черного. Князь обдумывает позицию на доске, Ваня грызет сухарик. Черный снимает шляпу, стряхивает с нее воду, надевает вновь и удаляется.

Князь. С Лориком они поссорились, он даже провожать не пошел.
Ваня. У всех из-за дождя депрессия.
Ай-яй. Ваня, ты совершенно прав: в такую погоду нужен хороший, плотный секс. Вот только с кем?
Ваня. Не смотри на меня. Вон, с Аней попробуй, она давно тебя хочет, всем известно.
Ай-яй. С Аней-то оно можно, Ваня, только потом в Германию придется к ней ехать, а я не хочу. Люблю Россию. Группнячок бы хороший, с новыми девочками, с хорошими друзьями, в теплом сухом помешении.
Князь. Сними баню, сними баб, кто тебе мешает.
Ай-яй. А куда, ты думаешь, Мистер пошел? Делается, всё делается. Но это ж только ночью, а хочется-то немедленно. Ваня, кстати, а где сестра твоя?
Ваня. Со вчера не появлялась. У неё теперь курсанты. Где-то на наверху на горе живут.
Князь. Ох, и ветер там сейчас.
Ваня. О! Вопрос! Князь, это не то, о чем люди всё время думают, но боятся спросить?

***

Алина лежит на боку рядом с атлетически сложенным юношей с короткой стрижкой, гладит загорелый торс. Стены палатки сотрясаются от ветра, грохот шторма совсем близко. Юноша относится к Алине хорошо, но подустал. Рука Алины совершает разнообразные путешествия, ласкает, царапает, мнет и щиплет, наконец, уползает под одеяло и там таинственно движется.

Курсант. Алина…
Алина. Чего?

И продолжает изнуряющую возню.

Курсант. Алина…
Алина. Чего?
Курсант. Ну пожалуйста…
Алина. Никак-никак?
Курсант. Никак.
Алина. Сдался?
Курсант. Сдался.
Алина. А еще военный. Придет пора – как родину будешь защищать?

Она поворачивается на другой бок ко второму курсанту, нежно стягивает одеяло у него с головы и начинает облизывать ему ухо.

Второй (спросонья). А?

Первый смотрит на всё это, потом с видимым удовольствием поворачивается к ним спиной и закрывает глаза. Алина вытаскивает руку второго из-под одеяла и гладит ею себя по коленке, потом выше, выше.

Второй. Я посплю еще немного, ладно?
Алина. Спи, кто тебя будит?

Она поворачивается и кладет вялую мужскую руку себе на попу, водит ею, потом змейкой выползает в сторону и кладет эту руку уже на попу первого курсанта, водит, принуждает чужие пальцы совершить самостоятельные движения. Добившись своего, садится и со странным интересом наблюдает, как один мужик гладит другого.

Второй. Умеешь же ты разбудить.

Тянет вторую руку, открывает глаза и в ужасе кричит.

Второй. А! А, сука!
Первый. Что ты?!
Второй. Сука! Алина, что это было?!
Алина (смеется). Это ты у себя спроси!
Первый. (Поворачивается.) А что было?!
Второй. Ничего!
Первый. Чего орал тогда?
Алина. (Смеется.) Укололся!
Второй. Ничего, говорю!
Первый. Приснилось что?
Второй. Ладно, закрыли тему!

Ложится и снова укрывается с головой. Первый пожимает плечами и тоже ложится у своей стенки. Алина расстегивает молнию на входе, порыв ветра сразу надувает тряпочный домик. Она выглядывает наружу. С высокого обрыва над морем открывается широкий обзор, небо затянуто тучами, штормит, вдали идет дождь, его светло-серая косая полоса хорошо видна между бесконечной нижней водой и тревожно нависающей верхней.

***

Ночь, свет фонарика отражается в лужах, три фигуры идут друг за другом, стараясь наступать на камешки.

Женский голос. Ай, я ногу совсем промочила!
Мистер. Сейчас уже, сейчас!

Громкий собачий лай раздается от темного домика поблизости.

Мистер. Спокойно, она на привязи. Пришли.

Они стоят у крошечного домика без окон, Мистер стучит в хлипкую дверь.

Голос Ай-яя. Кто?
Мистер. Дед пихто.

Слышен звяк крючка и дверь распахивается.

Ай-яй. Кам он!
Мистер. Вперед, девочки, вперед!

Все входят, и Ай-яй снова закрывает дверь на крючок. В дощатые стены вбиты гвозди для вещей, посреди комнаты стоит стол, у стены лавка, пара кривых стульев дополняет обстановку. Ай-яй благодушен, обнажен, на поясе едва удерживается небольшое полотенчико. На столе торчит бутылка водки с надетыми на нее пластмассовыми стаканчиками.

Ай-яй (с широким жестом). Добро пожаловать! Раздевайтесь!
Мистер. Как пар?
Ай-яй. Как надо. Можешь, кстати, меня представить.
Мистер. Девочки, это тот человек, о котором я вам говорил. Смотрите.
Полная. А имя есть у человека?
Ай-яй. Будет тебе, милая, и имя, будет тебе и всё остальное. Зови меня Алексеем.
Страшная. А Женя говорил по-другому.
Ай-яй. Кто это Женя?
Мистер. Я, болван.
Ай-яй. А. Ну, конечно. А тебя, красавица, как кличут, когда хотят чего?
Страшная. Аннушка.
Мистер. А это, не удивляйся, Аленушка.
Ай-яй. Просто в гостях у сказки. Не стойте одетыми, а то смотреть на вас не хочется!
Аннушка. Женя выпить обещал.
Ай-яй. Хочешь пить – пей.
Аленушка. А хочешь спать – пой! (Громко смеется.)

Ай-яй разливает по сто, раздает. Мистер скручивает крышку с минералки и держит ее наготове.

Аленушка. Со свиданьицем!

Смеется и выпивает, хватает у Мистера минералку и пьет из горла. Пьют и остальные.

Аннушка. Ух, вкусная водка! Аленка, ты как?
Аленушка. Как в танке! Пошли попаримся, что ль?
Аннушка. Ну.

Они спокойно раздеваются, вешают одежду на гвозди и топают в парную, Ай-яй провожает их взглядом.

Ай-яй. Мистер Женя, а получше не было?
Мистер. Скажи спасибо и за это. Разъехался народ, Ай-яй, дожди всех достали. Нормально всё будет, перестань, выпей вон еще.
Ай-яй. Полная вроде чуть лучше, да?
Мистер. Поменяемся.
Ай-яй. Но мы с тобой – нет, да?
Мистер. Опять за своё. Достал ты уже с этой темой. Нет.
Ай-яй. Спасибо.

Сильный стук в дверь.

Ай-яй (шепотом). Наши только в четыре придут, сейчас два. Кто может быть?
Мистер (шепотом). Директор лагеря, что ли, обход делает? Блин, Петровича не хочется подставлять с этой баней.
Ай-яй. С директором договоримся, он коньяк любит.

Открывает дверь, там стоит мрачный Касаткин.

Ай-яй. Чего тебе, Касаткин?

Ни слова не говоря, тот молча проходит в комнату, садится на стул и смотрит на женские вещи.

Касаткин. Я хочу помыться.
Мистер. Касаткин, брат, но так не делается, надо договориться сначала.
Касаткин. А что, выгоните?
Ай-яй. Приходи в четыре, слышишь? Как раз наши подойдут, веселее будет.
Касаткин. Мне нормально.
Ай-яй. Мы как бы не одни, понимаешь?
Касаткин. Мешаю?
Ай-яй. Можешь.
Касаткин. Я тихо.
Мистер. Касаткин, брат, ну ты как-то веди себя, что ли. Мы взяли баню, договорились, заплатили, мы тебя не против, но говорим: приходи в четыре.
Касаткин. Я тоже в другой раз возьму баню, приходите, пожалуйста, когда хотите.
Мистер. Но сейчас-то мы ее взяли!
Касаткин. Ну и что? В другой раз я возьму.
Мистер. Но нам нужно два часа всего, ты пойми, тут женщины с нами, приходи в четыре!
Касаткин. Я хочу помыться, я тихо.
Мистер. Ай-яй, что делать, я с ума сейчас сойду!
Ай-яй. Касаткин, мы хорошо к тебе относимся. Мы тоже хотим, чтобы ты помылся. Мы не против того, что ты торчишь у нас на стоянке целыми днями, обедаешь с нами, ссышь на тропе и порвал гамак. Мистер простил тебе, что ты выпил тогда все его полусладкое, Мистер?
Мистер. Да.
Ай-яй. Пожалуйста, продолжай всё это делать. Но сейчас, опять-таки, пожалуйста, мы просим тебя: погуляй два часа, сходи в бар, сходи в гости, потом мы будем рады тебя видеть. Ты понял меня?
Касаткин. Я что, мешаю?
Мистер. Да!!! Да!!! Мешаешь!!!
Касаткин. Я хочу помыться, я тихо.

Дверь в парную приоткрывается.

Аннушка. Мальчики, кто с душем поможет разобраться, горячая вода не горячая. А это кто еще?
Ай-яй. Это Аннушка, Касаткин. Но ты не думай о нем, он уже уходит.

***

Четыре темные фигуры стоят в ночи, светят фонариками на грязно-желтые доски двери.

Ваня. Это, что ли, баня?
Алина. Вроде да. Тихо чего-то.

Стучат. Дверь открывается, и они заглядывают внутрь.

Касаткин. Заходите, чего встали? Обувь только у порога снимайте, а то мы тут босиком ходим.
Аленушка. О! Здрасти пожалте! Это еще кто такие приперлись?!

За столом сидят мрачные, много пережившие Ай-яй с Мистером и в хламину пьяные сказочные девушки. Ваня, Алина, Аня-немка и Диана с недоверием разглядывают сцену.

Касаткин. Аня, зер гут, что пришла! Сейчас я тебе буду есть показывать настоящий русский баня!
Ай-яй. Ваня, закрывай дверь. На хвосте никого не притащили? И так тесновато.
Ваня. Да нет, мы никому не говорили.
Диана. По-моему, тоже, никто не знает.
Ай-яй. Ну, ладушки, тихо посидим своей компанией.

Стук в дверь.

Ваня. Открывать?
Мистер. Открывай, всё равно уже.

Дверной проем загромождают тела Вадика, Михи и Борюси.

Вадик. А чего вы сразу двери закрываете? Гостей не любите? Сейчас еще Черный подойдет.
Алина. И Валерчик, кстати, собирался.
Борюся. И змеи тоже хотели.
Мистер. Ваня, не раздевайся, сбегай в бар за водкой. Если закрыты, скажи, что от меня.
Вадик. Ну, и закусь, да?
Мистер. Да, и закусь. Всё на мой счет, всё на мой счет.

***

Младшая из змей потеет на верхней полке крошечной парной. На нижней полке сидят Миха и Валерчик. Каменка обвешана влажными вещами, чьи-то кеды уже дымятся. Горячие капли изредка падают с потолка и обжигают. Кто-то приподнимает бесцветное тяжелое одеяло, заменяющее дверь, говорит: «А, здесь полно» и уходит. Слышен взрыв смеха, потом опять громкие голоса. Трень-брень гитары. Змея медленно слезает вниз, опираясь на плечи безучастных мужиков, выходит в предбанник, где видит бесчувственное тело Черного на кушетке, идет дальше, в душевую. Один душик без разбрызгивателя льет тонкую струйку прямо на битый кафельный пол. В крошечной комнатке одновременно происходит бритье головы, стирка, купание и мытье волос. Змея протискивается к душу, говорит: «Мне облиться на секунду», становится под душ, закрыв глаза и раскрыв рот. Выходит в большую комнату, там не протолкнуться и не разобрать уже всех лиц, гудеж и веселье. Аннушка подстригает Вадику ногти на руках, Алина намазывает на лицо маску, Князь рассказывает неприличные анекдоты. Он пьян, глаза за очками выпучены, в левой руке – сигарета, в правой – большая грудь Ани-немки. Та не против, смотрит на него с симпатией и даже смеется вместе со всеми, когда положено.

Ай-яй. Князь, посмотри на себя! Чем ты занят? А как же особая ментальная энергия?
Князь. Какая? Миндальная? Генитальная? Особая миньетная энергия! Я открыл новый вид энергии, требую патент!

Змея открывает дверь на воздух, дышит полной грудью, выглядывает, смотрит вверх. Между черными кронами деревьев в разрывах бегущих туч видны звезды.

Змея. Звезды! Люди, я вижу звезды!


ЗАКАТ


Темно-зеленая толща воды светлеет, светлеет, и вдруг взрывается голубым небом с оранжевыми облаками, Барон как пробка выскакивает на поверхность, отфыркивается, дышит, ложится на спину. Пятиконечной фигуркой, треснувшим крестиком болтается он в прозрачной воде и смотрит, как чайки пересекают полусферу, где висят одновременно солнце и месяц. Барон чуть поворачивает голову и видит розовые от солнца прибрежные скалы с шевелящимися маленькими черточками у их подножия.

***

Шарады. Ваня, абсолютно голый, показывает жестами какое-то слово. Вокруг него на подстилках расположились обнаженные зрители, угадывают. Мистер спит прямо на камнях. Черный, единственный в шортах и майке, сидит отдельно, смотрит вдаль.

Диана. Так, ты входишь в дверь, да? Хорошо, это мы поняли. Крадешься. Ты вор? Нет. Может, сначала опять попробуешь?
Ай-яй. Ты не маши руками, по делу показывай.

Ваня в отчаянии останавливается, зачеркивает всё показанное руками, думает. Мистер поднимает опухшее лицо, с трудом садится, весь в красных пятнах и серой пыли от камней.

Мистер. Черный, который час?
Черный. Восьмой.
Мистер. Долго я спал, не знаешь?

Черный безразлично пожимает плечами. Мистер ползет к нему на четвереньках, садится рядом. В молчании наблюдают они еще один закат. Вдали медленно перемещается розовый треугольник паруса на доске.

Мистер. Чего грустный?
Черный. Еду.
Мистер. Когда?
Черный. Уже. Валерчик сейчас зайдет попрощаться, и всё.
Мистер. Он тоже с концами?
Черный. Ну. Немку еще берем с собой.
Мистер. А.

Игра возобновилась, слышен смех.

Мистер. Я послезавтра.
Черный. Не верится, что месяц прошел.
Мистер. Полтора.
Черный. У, молодец. А я даже не уверен, что еще приеду.
Мистер. Все так говорят.
Черный. Не то что-то, Мистер, что-то не так. Изменилось. Может, здесь, может, во мне, не пойму.

Барон подплыл к берегу, но вылезать пока не хочет, держится руками за камни, и волны болтают его, нежат.

Черный. Вот кому всегда хорошо. Даже завидки берут. Кем он работает, ты не в курсе?
Мистер. Никто не знает.

Барон встал на ноги и идет к ним, становится рядом, подставляется уходящему солнцу.

Барон. Откуда печаль на лицах? Жизнь прекрасна и удивительна.
Черный. Кто тебе такое сказал?
Барон. Бабушка моя, царствие небесное. Шесть лет мне было. Но я сразу поверил. Сразу. И на всю жизнь.
Черный. Ты как, до старости собираешься сюда ездить?
Барон. Сюда-то? Вряд ли. Может, уже и на тот год без меня обойдетесь. Переезжать собираюсь.
Мистер. В Европы?
Барон. Дальше.
Мистер. В Штаты?
Барон. Еще дальше.
Мистер. Куда ж дальше?
Барон. Есть места.

Ай-яй подходит к ним и садится на корточки.

Черный. Ай-яй, ты помнишь, как мы лет шесть назад вчетвером стояли?
Ай-яй. Это что за год? Когда дожди?
Барон. Нет, это когда аспиранта убили местные.
Черный. Нет, аспиранта убили раньше. Это год, когда у всех дизентерия была.
Мистер. Я помню, помню. Это год великой айяйской любви с Иришкой. На тебя без слез нельзя было смотреть, вместо глаз были лампочки, ногами земли не касался.
Черный. Стол был из баскетбольного щита, помните? У меня до сих пор картина перед глазами, как принесли двадцать литров вина, налили в белое пластмассовое ведро, день, солнце его насквозь просвечивает, а мы сидим и кружками загребаем прохладное вино прямо из ведра.
Мистер. Барон классную песню написал в том году, про дельфинов. Ты почему вообще перестал песни писать, скотина? Даже петь почти не поешь.
Барон. Ну писал, ну перестал. Разницы большой нет.
Черный. У меня был рекордный год, кстати. Двадцать четыре.
Ай-яй. За сколько?
Черный. За месяц. Не верится, просто не верится.
Барон. Валерчик идет.

Валерчик с Аней-немкой подходят проститься, обнимаются, пожимают руки. Черный тоже встает. Слышно: «Ну, давай», «До следующего лета», «Пока», «Хорошо вам доехать», «Звони в городе».

Мистер. Монетку киньте, монетку, чтобы вернуться!
Ваня. А если нет монетки, можно камушек?
Мистер. Можно, но очень хороший.

Голые и одетые они стоят рядком, освещенные оранжевым боковым светом уходящего солнца, подбирают камушки и кидают их сюда, в воду, чтобы вернуться.


НОЧЬ

Бар. Несколько столиков под камышовой крышей, за низкой оградкой – ночь, месяц, звезды, море. Магнитофон у вагончика гоняет местное радио. У фонарного столба пожилой алкоголик танцует стриптиз, голые ноги в синяках и царапинах, рубашка расстегнута на толстом брюхе. Зрители свистят и гогочут. Народ сидит за столиками, танцует, просто бродит туда-сюда. Ай-яй с Мистером сидят за столом вместе с потрепанной молодой парой, ветер валит и гоняет по столу пустые пластиковые стаканчики.

Ай-яй. Мистер, как насчет еще?
Мистер. Вина или водки? Или пива?
Ай-яй. Водки. Водки, чего там.
Мистер. Хорошо. Давай, брат. Раз такое дело, конечно.

Он с трудом встает на ноги, топает мимо столиков, останавливается около стриптизера, задумчиво находит в кармане червонец и заталкивает его танцору в грязные трусы. Тот с достоинством кивает и продолжает шевелить телом. Мистер скрывается в освещенной двери вагончика.

Парень. Совсем денег нет, уехать не можем. Вот, ждем, перевод должен прийти, на билеты.
Девушка. А сначала много было денег, мы тут шиковали, всех поили. Мы не хвостопады, правда, поверь.
Парень. У меня в Нижнем ночной клуб. Реально. Только продвинутая музыка, диджеи из Москвы приезжают, Рыба, скажи.
Девушка. Правда, правда.
Парень. Меня все знают. Если будешь в Нижнем, ты можешь у меня в клубе просто жить, слышишь, пей за мой счет, ешь, нет проблем. Тут ситуация, видишь, сложилась, нет денег.
Ай-яй. Не парься, брат, все свои. Сейчас еще водка придет. Пожрать, кстати, не хотите?
Парень. Нет, зачем? Мне водки хватает, она калорийная. Рыба, ты как?
Девушка. Нет.

За соседним столиком опустившийся, грязный Киса Кацман играет в нарды с каким-то индейцем в пончо и с трубкой во рту. Барон встал рядом с лестницей, ведущей в темноту, танцует самурайские танцы с веником и мешает людям входит в бар. Вадик танцует с Алиной, Борюся осел на стуле и ничего уже не соображает.

Ай-яй. Борюся! Борюся! Спать иди! Чего ты сидишь?!
Борюся. Нельзя нам спать, Ай-яйчик. Мы с утра едем автобусом, мы, чтобы не проспать, решили уж не ложиться.

Алкоголик-стриптизер шляется между столиками, заглядывает в пустые стаканчики, иногда говорит: «Пардон».

Парень. Давно я матрасниц не ебал. Хочется матрасницу отдрать, так, чтобы с визгом, понимаешь? Рыба, ты как?
Девушка. Да конечно, Мурзя.
Парень. Так, может, займешься?
Девушка. Я смотрю, смотрю. Пока ничего ценного.
Ай-яй. Вы как, втроем что ли?
Парень. Да, брат. Втроем. Тут какие дела? Мы с Рыбой уже два года вместе, пробовали всё, веришь? Всё, что бывает, и чего не бывает. Спереди, сзади, сверху, сбоку и наискосок. Под коксом и в публичном месте. Любовь, она требует новизны. А у нас ведь любовь. Да, Рыба моя?
Девушка. Да.
Ай-яй. И давно вы так, втроем?
Девушка. Недавно. Здесь придумали.
Парень. Мы тут впервые. Есть свой кайф, конечно, но грязно. И с драйвом плохо. Ну, мы от скуки стали придумывать. Рыба снимает, я присоединяюсь, ночь ебем, утром прощаемся. Хоть бы одна отказалась.
Ай-яй. Всегда новая?
Парень. Каждый раз. Не хочу я два раза их видеть, тошно.
Ай-яй. А сам, без Рыбы?
Парень. Нет, что ты?! Я ее люблю. Мы это вместе, пойми, делаем, я ей не изменяю.
Рыба. Он мне не изменяет.

На стул падает Мистер с водкой, молча открывает, разливает. Стол шатается на кривых ножках, ветер, все придерживают стаканчики, чтобы не упали, хрустальная жидкость дрожит в них кольцами.

Мистер. Желаю, чтобы все!

Пьют. Выпив, все вместе, не сговариваясь, смотрят в сторону моря. За соседним столом возник было пьяный конфликт, но разрешился.

Парень. Пацаны, а вы чего такие нерадостные, а? Вот ты, например, я ведь тебя давно приметил. Вроде ты, как я слышал, сюда много лет ездишь, значит, что-то тянет тебя, а лицо всегда грустное. Ты же приехал кайф получать, так получай! Бабы есть, море рядом, денег хватает.
Ай-яй. Лицо такое. Не обращай внимания.
Парень. Ни фига. Не в лице дело, я в лицах разбираюсь.
Мистер. Что ты докопался до нас?! Тебе водка не нра?
Парень. Нра.
Мистер. А чего тогда?
Парень. Я по существу.
Мистер. По существу с нами не надо. Это тебе не Нижний. Хочешь пить – пей, не хочешь – пойди пройдись.
Девушка. Пошли, Мурзя.
Парень. Не хотел обидеть. Простите, если что. Пошли, Рыба.

Они встают и идут ближе к танцам. Вадик устраивает стриптиз, не прекращая танца с Алиной, она тоже тянет с себя маечку. Свист, аплодисменты немногочисленных свидетелей.

Мистер. Надо поебтись.
Ай-яй. Зачем?
Мистер. Надо, надо.
Ай-яй. Погоняй шершавого, и всё пройдет.
Мистер. Надо воткнуть, надо. Только говорить ни с кем не хочется, что-то строить из себя, убалтывать. Жалко, здесь нельзя проституток по телефону заказать. Стольника не пожалел бы, клянусь.
Ай-яй. Посмотри на тех.

Две смурные, невзрачные девушки лет по двадцать пять, пьют джин-тоник из жестяных банок и смотрят на танцующих.

Ай-яй. Им полтинника на двоих за глаза хватит.
Мистер. Ты серьезно? Думаешь, возьмут?
Ай-яй. Почему нет? На фиг они сдались кому. И приятно, и заработают.
Мистер. И что, прямо обеим предлагать? Полтинник на двоих неудобно как-то. Полтинник каждой, а ты присоединишься.
Ай-яй. Не хочу. Давай, давай, пока не ушли.

Мистер проверяет в кармане, есть ли с собой деньги, встает и очень официально движется к угловому столику.

Мистер. Девушки. У меня к вам предложение. Только не поймите превратно. Очень женщину хочется. Вы даете мне, а я вам по пятьдесят баксов каждой. В сумме будет сто. Пошли?
Прыщавая. Чего? Люсь, ты по’няла?
Усатая. Неа.

Вадик обнажился догола, Алина отстает от него на узенькие трусы. Народ повелся, и уже несколько полураздетых пар шевелятся под фонарем. У столика Ай-яя стоит пьяная, чуть оплывшая тридцатилетняя баба.

Баба. Привет. Помнишь меня?
Ай-яй. Ну да. Конечно. Конечно, помню.
Баба. Катя. Ну что ты?! Четыре года назад мы с тобой! Не помнишь?
Ай-яй. Ну да, Катя. Помню, да.
Баба. Я с тобой, а подруга моя Светка с таким длинным в очках. Всегда на умных западает, хотя сама дура дурой.
Ай-яй. Князь. Он уехал сегодня.
Баба. Ну, так что ты? Будешь сидеть, или как?
Ай-яй. Посижу.
Баба. Раньше ты как-то живее был.
Ай-яй. То раньше, а то теперь.

Баба хватает его за руку, тянет.

Баба. Пошли, пошли, Ой-ой, как тебя?! Я в домике живу, удобно. Девочка еще одна со мной живет, но она нормально, может, ее и нету даже. Пошли!

Мистер грустный стоит у стола.

Ай-яй. Ну как?
Мистер. Они меня не поняли.
Ай-яй. Катя, познакомься, это Мистер. Это Катя. Катя, вот как раз у моего друга подходящее настроение.
Баба. Ты зря меня так принимаешь. Я не с кем угодно. Прямо обидел меня. Я с тобой, я же тебя помню!

Алина разделась окончательно, Вадик держит ее на весу, качается. Другие пары перекрывают их. Киса кидает кости, говорит: «Шеш-беш», перекидывает шашки и заодно вытаскивает у противника изо рта самодельную трубку, курнуть. Борюся спит лицом на железном столе, руки свесились до самой земли. Барон, мокрый, рубит и рубит веником воображаемых противников.

***

Ночной перрон в окне спящего купе замедляется, останавливается. Далекий заоконный голос гнусавит: «Пассажирский поезд номер двести девяносто шесть Новороссийск-Ростов прибыл на второй путь. В связи с опозданием стоянка поезда будет сокращена». Князь косится в окно со своей второй полки. Пожилая пара, навьюченная сумками, бежит мимо, переругиваясь на ходу. Поезд трогается. Закрытый на ночь киоск «Газеты-журналы» вплывает в окно на несколько секунд, затем картину разнообразят деревца за низким заборчиком, сонные одноэтажные домики. Князь поворачивается на спину и смотрит в потолок.

***

Лицо Ай-яя с закрытыми глазами. Скрип кроватной сетки и тяжелое дыхание, сдавленные взвизги. Ай-яй в ужасе открывает глаза, звук не исчезает. Спиной к нему в узкой кровати дрыхнет Катя, теперь, когда одежда не прикрывает ее телес, она смотрится совсем неприглядно. Ай-яй медленно поворачивает голову. Белый фанерный потолок, шкаф с поломанной дверцей, вешалка у двери, пустая кровать. Серая рассветная дымка за окном. На третьей кровати происходит секс. Просто, тупо, классически. И без того продавленная сетка почти касается пола. Ай-яй осторожно садится в кровати, подбирает штаны. Его не замечают.

***

Он идет мимо дискотечной площадки с молчащими колонками, мимо большого навеса с телевизором и теннисными столами, мимо пустой волейбольной площадки.

***

Бодрый старичок лет шестидесяти в красных трусах делает зарядку на пирсе. Солнце еще не взошло, но море уже можно отделить от неба и прибрежных скал, мир окрашен в бесцветную гамму сирени и перламутра. Ай-яй издали хмуро смотрит на физкультурника, потом поворачивается, отходит вдоль берега и садится на большую каменюку. Зябко, конец августа, а куртки он не захватил, и теперь ежится, обхватывает себя руками, чтобы немного согреться. Восток чуть розовеет, но солнца всё нет. Невдалеке на берегу лежит на подстилке парочка, прикрытая одеялом, Ай-яй присматривается, щурясь, узнает. Диана и Ваня лежат лицами друг к другу, в одежде, легко обнявшись. Вряд ли они сейчас соображают, который час, сколько времени они провели здесь, и что вообще происходит на свете. Большие наушники лежат рядом, и тихие неземные голоса хора вплетаются в шуршанье волн о камни. Ай-яй смотрит, не отрываясь. Ваня касается рукой лица Дианы, так нежно, что между пальцами и щекой остается воздух. Чуть отводит руку и касается ее закрытых глаз, лба. Мы слышим их дыхание.


***

ФИНАЛЬНЫЕ ТИТРЫ.

Спасибо,Жорж....

Многие персонажи скопированы с вполне реальных лиц. Кстати Ай-Ай в реальности на Куценко совсем не похож. Да и мало кто из персонажей похож на своих прообразов. Шамиров сам из этой тусни. Уж не знаю как после фильма его там встретили .